– Вы хорошо его знали? – тихо спросил Энтони. Он имел в виду: “Вы любили его?”

– Вряд ли вообще. Марк – мой двоюродный брат. Я имею в виду, что Марк – это брат, которого я знаю лучше всех.

– Ваш кузен?

– Да. – Он поколебался, а потом спросил, – наверное, так оно и есть. Вы … вы знаете что—нибудь о … о таких вещах? Пожалуй, мне лучше пойти за водой.

Напротив запертой была еще одна дверь, которая вела, как Энтони предстояло убедиться самому, в коридор, из которого открывались еще две комнаты. Кейли вышел в коридор и открыл дверь справа. Дверь из кабинета, через которую он вышел, оставалась открытой. Дверь в конце короткого коридора была закрыта. Энтони, стоя на коленях у тела, следил глазами за Кейли и, когда тот исчез, не сводил глаз с глухой стены коридора, но не сознавал, на что смотрит, потому что его мысли были заняты другим человеком, сочувствующим ему.

– Не то чтобы вода была полезна мертвому телу, – сказал он себе, – но ощущение, что ты что-то делаешь, когда очевидно, что делать нечего, – это большое утешение.

Кейли снова вошел в комнату. В одной руке он держал губку, в другой – носовой платок. Он посмотрел на Энтони. Энтони кивнул. Кейли что-то пробормотал и опустился на колени, чтобы обмыть лицо мертвеца. Затем он накрыл его носовым платком. У Энтони вырвался легкий вздох облегчения. Они встали и посмотрели друг на друга.

– Если я могу вам чем-нибудь помочь, – сказал Энтони, – пожалуйста, позвольте мне.

– Это очень любезно с вашей стороны. Тут будет чем заняться. Полиция, врачи – не знаю. Но вы не должны позволять мне злоупотреблять вашей добротой. В самом деле, я должен извиниться за то, что уже так много нарушил.

– Я пришел повидать Беверли. Он мой старый друг.

– Он играет в гольф. Он сейчас вернется. – Затем, словно только сейчас осознав это, добавил, – они все сейчас вернутся.

– Я останусь, если смогу чем-нибудь помочь.

– Пожалуйста. Видите ли, есть женщины. Это будет довольно болезненно. Если бы вы … – Он заколебался и робко улыбнулся Энтони, жалкая улыбка для такого большого и уверенного в себе человека. – Просто ваша моральная поддержка. Это было бы что-то.

– Ну конечно. – Энтони улыбнулся ему в ответ и весело сказал, – ну, тогда я начну с того, что предложу вам позвонить в полицию.

– В полицию? Д – да. – Он с сомнением посмотрел на собеседника. – Я полагаю…

Энтони говорил откровенно.

– Послушайте, мистер … э-э …

– Кейли. Я кузен Марка Эблетта. Я живу с ним.

– Меня зовут Джиллингем. Простите, я должен был сказать вам раньше. Ну что ж, мистер Кейли, притворяться бесполезно. Вот человек, в него стреляли – ну, кто-то выстрелил в него.

– Возможно, он застрелился, – пробормотала Кейли.

– Да, возможно, но он этого не делал. А если и так, то в комнате в это время кто-то был, а сейчас этого кого-то здесь нет. И что кто-то унес с собой револьвер. Ну, полиция захочет сказать об этом пару слов, не так ли?

– Кейли молчал, глядя в землю.

– О, я знаю, о чем вы думаете, и, поверьте, я вам сочувствую, но мы не можем быть детьми. Если ваш кузен Марк Эблетт был в комнате с этим, – он указал на тело, – этим человеком, то…

– Кто это сказал? – спросил Кейли, резко вскинув голову на Энтони.

– Вы это сказали.

– Я был в библиотеке. Марк вошел, а может, и вышел, я ничего не знаю. Кто-то еще мог войти.

– Да, да, – терпеливо, как маленькому ребенку, сказал Энтони. – Вы знаете своего кузена, а я – нет. Давайте согласимся, что он не имеет к этому никакого отношения. Но кто—то был в комнате, когда стреляли в этого человека, и … Ну, полиция должна знать. Вам не кажется … – Он посмотрел на телефон. – Или вы хотите, чтобы это сделал я?

– Кейли пожал плечами и направился к телефону.

– Могу я … э—э … немного осмотреться?

Энтони кивнул в сторону открытой двери.

– О, сделайте милость. Да. – Он сел и придвинул к себе телефон. – Вы должны быть снисходительны ко мне, мистер Джиллингем. Видите ли, я знаю Марка очень давно. Но, конечно, вы совершенно правы, и я просто веду себя глупо.

Он снял трубку.

Предположим, что для первого знакомства с этим “кабинетом” мы входим в него из прихожей, через дверь, которая сейчас заперта, но для нашего особого удобства магически открыта. Когда мы стоим прямо за дверью, длина комнаты тянется направо и налево, или, точнее, только направо, потому что левая стена почти в пределах нашей досягаемости. Прямо напротив нас, через всю ширину комнаты (около пятнадцати футов), находится другая дверь, через которую Кейли вышел и вернулся несколько минут назад. В правой стене, в тридцати футах от нас, французские окна. Пересекая комнату и выходя через противоположную дверь, мы попадаем в коридор, из которого ведут две комнаты. Та, что справа, в которую вошел Кейли, меньше половины длины кабинета, маленькая квадратная комната, которая, очевидно, когда-то использовалась как спальня. Кровати больше нет, но в углу стоит умывальник с кранами горячей и холодной воды, стулья, пара шкафов и комод. Окно выходит в ту же сторону, что и французские окна в соседней комнате; но если кто-то смотрит из окна спальни, то его вид сразу справа перекрывает внешняя стена кабинета, которая из-за своей большей длины выходит на пятнадцать футов дальше на лужайку.

Комната с другой стороны спальни – ванная. Все три комнаты вместе образуют нечто вроде личных покоев, которыми, возможно, пользовался во время пребывания прежнего хозяина какой-нибудь инвалид, не умевший подниматься по лестнице, но которыми Марк решил не пользоваться, за исключением гостиной. Во всяком случае, он никогда не спал внизу.

Энтони бросил взгляд на ванную, а затем побрел в спальню, в ту самую комнату, где был Кейли. Окно было открыто, и он смотрел на ухоженную траву под ним и на мирную полосу парка за ним, и ему было очень жаль хозяина всего этого, который теперь был замешан в столь мрачном деле.