— Ходят слухи, что вы нашли способ лечить иномирцев. Вы изобрели какое-то лекарство? Или собирались его изобрести? Как вы думаете, могло бы оно ее спасти?

Секунда, другая, и Вертальд отрицательно покачал головой:

— Нет, леди Адельвейн.

От такого категоричного заявления я чуть не споткнулась на ровном месте и, повернувшись к шуту, взволнованно выдохнула:

— То есть лекарства… не существует?

— Не существует, — ровно согласился мужчина.

— Но как же… А как же способ исцелять иномирян? Нэймерров и нэймесс, таких, как… моя мама!

Только не говорите, что все это время я строила воздушные замки и надеялась на того, кто ни черта не может и не знает!

Мужчина слабо улыбнулся:

— Каких только слухов обо мне не ходило. Говорили всякое. И что я безумный, и что изобрел панацею от недуга, одолевающего всех пришлых без исключения. Но, увы, это не так, леди Адельвейн, — исцелить чужаков нельзя. Они не принадлежат нашему миру, и он их отторгает. Кого-то медленнее, кого-то быстрее. И вашей маме, как бы это горько ни звучало, на Шаресе не было места.

Я без сил прислонилась к колонне, подпиравшей один из арочных сводов, и невидящим взглядом уставилась прямо перед собой. На вейра не смотрела, прекрасно понимая, какие мысли сейчас вертятся в его светлой собачьей голове: загрызть, нельзя помиловать.

И никакой перестановки знаков препинания. Только не после того, что сейчас прозвучало.

— Их нельзя исцелить, — вкрадчиво продолжал Вертальд, втаптывая в землю осколки моей теперь уже точно разбитой надежды. — Единственное, что может спасти эти неприкаянные души, — это возвращение в родной мир. Мне кажется, я нашел способ отправлять их обратно. Это-то я и пытался объяснить королю и старшим лордам, но они сочли меня сумасшедшим и связали клятвой молчания.

Я настолько ушла в свои переживания, что даже не поняла смысла его последних слов. А когда поняла… осознала… пропустила через себя, подняла на лекаря глаза и, чувствуя, как меня переполняют эмоции, прошептала сквозь слезы:

— Теймен, а можно я вас расцелую?

В ответ лекарь смущенно улыбнулся и даже взгляд потупил, ну прямо как девица на выданье. Я порывисто его обняла, не в силах справиться с нахлынувшей радостью. Правда, целовать не стала. Спешно отстранилась, вспомнив о безмолвных стражниках.

Если бы они еще оказались слепыми и глухими, цены бы им не было.

— Расскажете о вашем способе? — прошептала я и затаила дыхание.

— Но, леди Адельвейн, зачем оно вам? — растерянно пробормотал Вертальд. — Да и, — усмехнулся уныло, — я ведь связан клятвой.

Спросить, что же это за клятва такая, я не успела. Как назло, в тот самый момент тишину галереи нарушили чьи-то быстрые шаги, и властный мужской голос спустил меня с небес на землю:

— Тебя ждет королева! А вам, леди Адельвейн… — Старший лорд (а это был один из правящей верхушки) мазнул по мне осуждающим взглядом. — Следует не с мужчинами по углам шептаться, а находиться с остальными наинами герцога и следить за важным для него сражением.

— Мэдок… его всемогущество вернулся на арену? — испытывая острое разочарование, что нас прервали, а также волнение от того, что мордобитие продолжается, спросила я.

— Вернулся, — мрачно бросил Стальной, после чего кивнул Теймену. — Пойдем.

Одарив меня на прощанье грустным взглядом щенка, которого тянет на привязи жестокосердный хозяин, Вертальд потащился за этим кайфоломателем, а я вместе с Морсиком, стоически хранившим молчание, поспешила присоединиться к зрителям.

— Последний бой, — просветила меня Винсенсия, не успела я плюхнуться на сиденье, и продолжила пожирать взглядом арену и сражающихся на ней демонов.

Ну, то есть хальдагов, но сейчас они больше походили на каких-нибудь исчадий ада. Столько злости, ярости, дикого желания одержать победу любой ценой чувствовалось в лордах, что над ареной, казалось, вот-вот начнет электризоваться воздух и одна за другой с неба посыплются молнии.

Мэдок сражался против Доуна, отчаянно и исступленно. С одной стороны, хотелось зажмуриться, чтобы не видеть, как Стальные превращают друг друга в гнутые железки. С другой — я боялась отвести взгляд и пропустить момент, когда один из противников окажется втоптан в грязь, в которую за часы сражений успела превратиться арена.

Еще и этот сверлящий спину взгляд…

Я снова его чувствовала, настолько остро, что, казалось, от него скоро будет зудеть все тело.

— Если так продолжится, они просто-напросто друг друга поубивают, — взволнованно выдохнула Винсенсия.

— Очень на то похоже, — напряженно проговорила Марлен.

А я и говорить не могла… Не могла даже думать! Хоть думать было о чем. О возвращении домой, о злосчастной клятве и наших с Морсом дальнейших шагах. Но вместо полезных идей в голове крутились мысли об этом суициднике — его уже-не-могуществе.