— Ты не понимаешь, с чем ты играешь, Лайла. А я не понимаю, зачем ты меня провоцируешь. Убери руку, если не планируешь играть до конца, и засыпай, сейчас только полпятого утра. Потому что, видит Бог, у меня стальное терпение, но если ты не образумишься, я за себя не ручаюсь. — В его словах звучала едва сдерживаемая страсть, хриплый голос больше был похож на рычание, и сейчас Лайла отчетливо различила угрозу, скрывающую истинные эмоции, может, разочарование, или боль… Девушке стало неприятно, что ее шалости так отзываются в эмоциях Генри, но она по привычке пошла в наступление — ох уж этот несносный характер… — А с чего ты взял, что я не пойду до конца? — Она смотрела парню в глаза, читая все те же эмоции. Он простонал, приблизился к ней и коротко поцеловал, вложив в этот поцелуй такие же чувства, которые Лайла испытывала, когда пыталась запомнить его пальцами. Потом он повернул ее, как куколку, спиной к себе, не взирая на протесты, прижался к ней, уже не стесняясь того, как сильно тело выдавало его возбуждение. Он уже смирился с тем, что услышит утром. Смирился, кажется, еще до того, как поверил, что у них с Лайлой может что-то получиться… — Потому что ты уже приняла решение.

Проснулась Лайла от холода. Рядом никого не было. А полотенце, надетое после душа, не сильно грело. Одеяло валялось в ногах, наверное, ночью было жарко… Генри всегда очень теплый. Именно его и не хватало. Она вспомнила его прощальный поцелуй. Только сейчас, выспавшись, не чувствуя влияния близости парня, она осознала, что это было. Так же, как она внутренне готовилась к утреннему разговору, к тому, чтобы отпустить его и постараться забыть, прощалась с его телом, которое она так безрассудно хотела, так и он поцеловал ее, используя последнюю возможность, которая у него была перед тем, как их «сейчас» исчезнет с рассветом. Он даже не дождался ее ответа, он все понял без слов и просто ушел. Лайла не хотела верить в это. Она прислушалась, но номер ответил ей тишиной. Приподнявшись на локтях, она осмотрела комнату. Ее рюкзак лежал на прежнем месте, о Генри ничего не напоминало, кроме аптечки на столике. Девушка поежилась и, завернувшись получше в полотенце, на цыпочках пробежала в ванную. Встав под горячий душ, она не смогла сдержать эмоций. Упершись руками в кафельную холодную стену, она слушала шум воды, который не заглушал стихию, так и не успокоившуюся с ночи. В груди нарастала черная дыра, а в горле появился ком, который никак не возможно было сглотнуть. Слез не было. Поняв, что это то, чего она сама хотела — оказаться подальше от Генри, от дома и друзей, чтобы иметь возможность подумать и принять решение — Лайла поняла, что все ее желания сбылись, черт их возьми. И все сложилось, как нельзя лучше. Она в нескольких часах езды от всех ее знакомых — пространства для мысли хоть отбавляй, есть крыша над головой и время, чтобы разгадать все загадки галактики. Целую неделю никто не потревожит ее, можно оплатить номер, раз уж Генри нашел ее рюкзак с документами, и наслаждаться одиночеством. И решение уже принято, не нужно ломать голову, что же делать дальше. И самое трудное — объявить это решение и объяснить тоже не нужно. Генри ушел. Генри ушел. Генри ушел. В какой-то момент эти слова перестали отбиваться стократным эхом у нее в голове, а зазвучали реальным в узком пространстве ванной комнаты. Перебивая мерный стук воды о кафель, затмевая по своей силе даже самые смелые завывания ветра за окном. Лайла плакала вголос, слезы, наконец, пришли, принося кратковременное облегчение. Постепенно ее крики перешли в шепот. Генри ушел. Все как она хотела. Повернувшись спиной к стене, она потихоньку съехала по ней и упала на колени — дрожь в них стала невыносимой и неверное движение могло спровоцировать падение. Крепче любых слов за людей говорят их поступки. Он чуть не погиб, пытаясь найти несносное дитя, безбашенно убежавшее от проблем, он не воспользовался ситуацией вопреки своим желаниям, болея душой за то, что девчонка может пожалеть о необдуманной близости с человеком, которого более не хочет видеть рядом, он молча ушел, уважая ее желание расстаться, не делая этот и без того некрасивый момент жалким и оставляющим неприятный осадок на языке, еще ночью высказав все, что ему осталось сказать в том самом прощальном поцелуе. Лайла коснулась рукой своих губ, будто пытаясь запечатлеть его навсегда. Как же права была ее мама, когда в шутку сказала однажды: «Мы — женщины — очень загадочные существа… Мы можем долго, годами добиваться того, чего нам хочется. А когда добьемся, оказывается, что хотели мы совсем не этого…» Только сейчас не до смеха. Ее любимый ушел, как она того и хотела. Она даже запланировала небольшую речь: «У меня есть неделя каникул. Я бы хотела провести ее одна. Поезжай домой. Не думаю, что мы сможем остаться друзьями. Но мы можем попробовать хотя бы избежать неловкости…» Господи, какая же это все чушь! Как же она заблуждалась в своих истинных желаниях! Как можно было прогнать его? Она ведь до этого момента даже не представляла свою жизнь без него. Как вообще можно представить жизнь без любимого человека? Который дополняет, поддерживает, защищает, делает целой… Как она соберет себя по кусочкам, если огромной части их не хватает? На нее накатила волна отчаяния, черная, ослепляющая и оглушающая, лишающая возможности двигаться и вообще дышать. Она совершила ошибку, которую не исправить… Закрыв лицо руками, забившись в угол, она просто завыла от отчаяния, не слыша ни раскатов грома, ни шума воды. В голове набатом звучал стук собственного сердца.

Когда открылась дверь ванной, а затем и душа, она никак не отреагировала. Звуки доносились до нее будто сквозь вату, а происходящее вокруг ни капли не интересовало. Сильные руки подняли ее на ноги и немного потрясли, кажется, кто-то звал ее по имени. Ей было не важно, ни кто это был, ни как он вошел в номер. Глаза смотрели невидящим взглядом, но от сквозняка из-за прикрытой двери ее стала бить крупная дрожь. Ноги не держали. Она снова услышала свое имя, и на это раз голос показался смутно знакомым… Когда пальцы приподняли ей подбородок, и она, наконец, встретилась взглядом с нежданным гостем, из горла вырвался стон. Сознания коснулась мысль, что у нее галлюцинации, и теперь любимые голубые глаза она будет видеть везде…

Уха коснулось горячее дыхание, и она услышала свое имя в очередной раз, только теперь отчетливо различая каждое слово: «Лайла, любимая, что с тобой, что произошло, ответь мне, хорошая моя, ну же, Лайла». Из охрипших связок никак не хотел выходить звук, но она шепотом задала вопрос, чудом услышанный в шуме воды и грозы: — Генри? — проглотив ком в горле, она облизала губы и постаралась осмысленно посмотреть на того, кто держал ее на ногах. Увидев встревоженное лицо любимого, она сморгнула слезы и бросилась ему на шею, покрывая ее поцелуями. Он попытался оторвать ее от себя, но безуспешно, девушка вцепилась в его холодную мокрую одежду, вынуждая стать под струи горячей воды, и накрыла его губы требовательным отчаянный поцелуем. Ей не хватало воздуха, но она прерывалась лишь на мгновение, продолжая целовать его везде, где могла дотянуться.

Почувствовав, что девушка уже твердо стоит на ногах, Генри отпустил ее плечи и обнял. — Генри. — Лайла чередовала выдыхаемое имя и поцелуй, не пропуская ни миллиметра. В какой-то момент она поняла, что ей ужасно мешает рубашка, и просто сорвала пуговицы, открывая себе доступ к ключицам, груди, возвращаясь то и дело к губам, продолжая называть имя такого нужного сейчас человека. — Генри, — поцелуй в шею, — Генри, — поцелуй чуть выше, за ухом, — Генри, — поцелуй в губы, снова требовательный, нуждающийся в продолжении и не находящий его, — Генри, — и снова поцелуй в шею, чуть ниже, у ключицы, и снова, и снова…

И снова поцелуй в губы, на этот раз робкий и боязливый. Девушка вышла из своего безумия и начала осознавать, что стоит голая в душе с парнем, которого сама прогнала, сказав, что не знает, о каком будущем может идти речь, и с которым попрощалась морально еще вчера, но сегодня, осознав это прощание и остро ощутив его отсутствие, поняла, что не просто не готова к этому. Она не может смириться с таким расставанием. Он нужен ей. Но может ли она так набрасываться на него, может ли она просить его остаться рядом, после того, как сама и прогнала? Он не ответил ни на один из ее поцелуев, мягко обнимая за плечи, поддерживая, поглаживая, успокаивая, но не поддаваясь эмоциям, вновь позволяя делать ей, что заблагорассудится.

Лайла оторвалась от его губ и подняла глаза. Чтобы снова увидеть в них боль и непонимание. Читая в них все невысказанные вопросы, она снова выдохнула его имя: — Генри, я поняла каждое слово о смысле твоей жизни. И я не отказываюсь от своих слов, что не знаю, какое будущее нас ждет, но я готова пойти на любой риск, если у меня есть шанс быть рядом. Рядом с тобой. И я верю тебе, где бы ты ни был, чем бы ни занимался, чтобы ни скрывал от меня, я верю, что тебе никто другой не нужен. Что я важна для тебя, нужна тебе, и не важно, знаю я, где ты, или нет, верю, что ты не предашь мое доверие. Я целиком и полностью доверяюсь тебе, просто потому что люблю. — С каждым новым предложением выражения лица парня менялось от недоверия самому себе, удивления, и облегчения. С последними ее словами оно светилось теплом и счастьем. Лайла приблизила свое лицо к нему, задавая вопрос: — Я надеюсь, еще не поздно сказать это вслух. Я люблю тебя. И я верю тебе. Примешь ли ты мой запоздалый ответ? — Она напряженно вглядывалась в его глаза, губы пересохли, а дыхание сбилось. Она не допускала в голову ни одной мысли, просто ожидая ответа, и ей казалось, будто прошло полчаса, но сердце ударило все три раза.

По прошествии этих трех ударов губы Генри со стоном впились в ее, язык проник в рот, словно заново изучая каждый уголок, парень толкнул ее к стене, поднимая руки над головой, переплетая пальцы, прижимаясь к ней всем телом. Голубые глаза стали почти черными, а хриплый голос было трудно узнать. Он произносил ее имя, как только он умел, не прекращая поцелуев, опускаясь на колени, целуя ее грудь, живот, бедра, все еще сжимая пальцы в руках, а девушка словно не осознавала до сих пор, принят ли ее ответ. Она только чувствовала любимого повсюду. Пожалуй, это был первый раз, когда Генри перенял у нее инициативу. Он всегда будто извинялся перед тем как обнять ее, и будто просил разрешения перед каждым поцелуем. Но сейчас, он словно забыл обо всех своих предрассудках, о том, что именно ей предоставил решать, как далеко они зайдут.