Шрифт:
— Работает! — сказал я и шагнул в портал.
— Сценарист —
Женщина смеялась. Сидя в грязи, на дне колодца, она упиралась ладонями в кладку древних камней и смотрела наверх. Чёрные губы лопнули, и по подбородку сочилась кровь. Безумный взгляд неестественно голубых глаз безошибочно ловил взор Сценариста.
Шёл сильный дождь. Мокрая ткань плаща облепила склонившегося над колодцем Андрея. С капюшона градом лили капли, падая в жадное чрево колодца, на дне которого хохотала сумасшедшая.
Он опёрся на мокрые камни воспалёнными ладонями, и холод унял бьющий Сценариста жар.
Смех отражался от стен, менялся, вибрировал, добираясь до выхода из колодца совсем иным. Зловещим, жутким.
— Кто ты? — спросил Андрей.
Женщина рассмеялась ещё сильнее, из глаз её ручьями текли слёзы.
— Кто ты?! — гаркнул Сценарист. Он привык к страху, привык к боли, но не к смеху. Смех твари превращал его из хищника в добычу.
Та встала, не сводя взгляда с фигуры в плаще. Упёрлась в кладку, окровавленные руки воткнулись между камней клиньями. Брызнула грязь. Смех изменился. В нем стало больше торжества и угрозы.
И тогда безумица стала подниматься. Руки её ожили. Похожие на упругих змей, они шарили по камням, в поисках упора, впивались в трещины, пульсировали, будто присасываясь и затем рывками поднимали слабое тело в грязной ночнушке. Ноги безвольно болтались, будто в обитательнице колодца жизнь теплилась лишь в руках и в голосе. Раскачиваясь, выстреливая удлиняющимися руками тварь приближалась.
Сценарист отпрянул. Попятился прочь от колодца, мокнущего под секущим ливнем. Дождь сожрал окружающий мир. Осталась лишь дорожная хлябь, да старый колодец.
— Кто ты? — закричал он. — Кто ты такая?!
Голова женщины появилась из колодца. Руки по паучьи распрямились, упираясь, и вытянули мертвое тело наружу. Смех стал истеричным. Кровь из лопнувших губ растеклась по ночнушке кровавым ожерельем. Безумица шлёпнулась в грязь. Резко подняла голову. Перемазанное глиной лицо стало хищным. Руки дёрнулись, локтями в небо. Воткнулись в дорогу. Хлюп. Хлюп.
Хохочущая мерзость приподнялась и поползла к Сценаристу.
— Кто ты?! Что тебе надо?! — голос дал петуха. Вокруг только дождь. Андрей пятился от наседающей твари, понимая, что и колодец теряется в ливне. Что остается лишь ползущее тело.
— ЧТО ТЕБЕ НАДО?!
Женщина остановилась. Руки вытянулись, поднимая мёртвое тело. Хохот стих.
— Волк унёс зайчат, — прохрипела она.
— Кто ты такая?!
— ВОЛК УНЁС ЗАЙЧАТ!
— Отстань от меня!
— ТРЕВОГА ТРЕВОГА ВОЛК УНЁС ЗАЙЧА–А–А-АТ! — поорала тварь.
Сценарист вырвался из сна, осоловело глядя в потолок. Подушка скомкалась, мокрая простыня прилипла к спине.
— ТРЕВОГА ТРЕВОГА ВОЛК УНЁС ЗАЙЧАТ! — надрывался телефон рядом. Он схватил его, не понимая где явь, а где сон. Хохот женщины ещё звенел в ушах. Три часа ночи.
Датчики движения во дворе.
Бросило в жар. Сценарист торопливо оделся, выглянул во двор, осторожно оттянув занавеску. Тьма. Глухая тьма. Но ничего, у него есть кое–что для таких случаев… Нашарив в темноте выключатель, он щёлкнул клавишей, и прожекторы вокруг ангара вспыхнули, заливая ярким светом двор.
Андрей торопливо прошёлся по дому, добрался до камер. Нашарил спрятанный под столом пистолет, включил камеры.
Телефон надрывался сообщением о зайчатах с завидной регулярностью, будто кто–то бегал по участку. Сценарист отключил звук, разглядывая мониторы. Собака. Здоровенный пес, испуганный ярким светом, метался по двору, в поисках хоть какой–нибудь дыры в заборе.
Наружные камеры ночного виденья выдернули лишь серо–чёрную дорогу и длинный забор. Колючие лапы деревьев вдоль просёлка застыли, будто почувствовав взгляд человека.
Сценарист вышел в прихожую. Влез в пуховик, положил пистолет в карман, сунул ноги в утеплённые сапоги. Собака… Откуда тут собака?
Щёлкнул клавишей. Прожекторы выключились. Нацепив на голову прибор ночного виденья, он открыл дверь.
Пёс что–то рыл в углу участка.
Андрей двинулся к калитке. Остановился, прислушиваясь. Кроме гудения генераторов ничего. Осторожно открыл замок, стараясь делать это максимально бесшумно. Потянул на себя железную дверь. Прислушался. Осенняя тишина закладывала уши. С участка послышалось шкрябанье когтей по профлисту забора.
Сценарист сделал шаг наружу, разглядывая в прибор ночного видения улицу. Нет движения. Но собака не могла просто перелететь высокий забор.
Он постоял минуту, прислушиваясь. Никак не мог отделаться от чувства, что и на него смотрят. Так же внимательно. И, самое постыдное, видят.
Медленно оглядев полысевшие перед зимой заросли, Сценарист вернулся во двор. Некстати вспомнился сон. Смех безумной женщины прилип к нему. Заблудился среди извилин. Травил гадко… Заставлял чувствовать себя слабым.