И опростоволосился.

В садовый домик он прибыл с опозданием — думал, что успеет немного прийти в себя, чтобы и не бояться неловкостей, и не нести пьяный бред, но, входя в помещение, которое Индиана успел прибрать и поставить посередине раскладной стол и два плетеных стула, Вуди чувствовал себя не в себе. То есть прилив энергии случился, но не той, какой нужно — хотелось болтать без умолку.

— Я тут… — Индиана не успел произнести до конца мысль о том, что он нарезал фрукты и сыр к вину, которое стояло на столике, как Вуди начал рассказывать, что в детстве у него была собака по кличке Джордж, которая храпела во сне громче отца и попукивала.

— Особенно от брюссельской капусты или тыквы, — добавил он с серьезным выражением лица, наблюдая, как Индиана протягивает ему канапе на палочке. — А уж если фасоль сожрет, так вообще…

Легкость, напавшая на него еще до того, как он выпил, оттого, что встретил своего человека, включила на фоне алкоголя тумблер, и его заело. Это как разговор с попутчиками — чужим людям можно рассказать про все, как психотерапевту. А с Индианой и того страннее получилось — и не врач, и не попутчик, но обычно у Вуди так и бывало: как только человек понравился и нужно вести себя естественно, из него просто фонтаном перло все что угодно, кроме нормальности. Может, поэтому он до сих пор и был один.

Потом, вспоминая детство, он еще приплел в рассказ о собаке то, как писался ночью и ему стелили клеенку под простыни, как его вырвало на детском утреннике, как он носил скобы и очки и его дразнили в школе.

— Я такой страшный был! — сказал он, расплескивая вино на белую скатерть. — Прыщавый весь…

Индиана слушал, не перебивая, лицо его расплывалось, и когда Вуди в очередной раз глотнул из стаканчика, к общему состоянию прибавилась тошнота.

— Водички? — привстал Индиана, видимо заметив, как ему плохеет.

Вуди сначала помотал головой из стороны в сторону, затем сверху вниз, и от этой качки стало еще хуже. Вывернуло его прямо на рубашку заботливо поддерживающего его Индианы, и Вуди, вытирая слезы, еще долго сидел, переживая приступы икоты.

— Испортил свидание, — сказал он, начиная трезветь, но ощущая, что чувство стыда пока только набирает силы, чтобы приплющить его попозже.

Индиана гладил его по голове, а Вуди икал, и хорошо, что камер в домике не было, иначе зрители решили бы, что отношения у них перешли на новый уровень доверия.

На самом деле Индиана планировал провести свидание совсем не так. Легкие закуски к вину и приготовленные к ним комплименты должны были растопить сердце Вуди и успокоить свою нервозность. С Азизом у него все было не так, да и давненько он уже не ходил на свидания и успел подзабыть это волнительное чувство.

И вот когда Вуди пошел, что называется, поперек борозды, Индиану попустило. Это было… странно. И непривычно. Совершенно неканонично. И перестало напоминать свидание, как только Вуди открыл рот. Однако, на удивление, Индиана успокоился и почувствовал себя как дома. Будто бы они знакомы тысячу лет и это сто первый эпизод, когда Вуди нервничает и его надо успокоить. И стало так легко на душе, потому что он понял, что да, это тот человек, с кем хочется проводить вечера, гладить по волосам, когда ему плохо, мыть в ванной, когда тот устанет, и выслушивать, как пердела его собака. Индиану не расстроила даже испорченная рубашка и несостоявшийся секс, на который он, конечно же, надеялся. Пусть на десять процентов, но надежда все-таки тлела. Но вместо этого пришло понимание, что именно Вуди тот самый человек, с которым ему будет спокойно и радостно в обычное время и горячо и страстно в постели. Он не станет ничего делать напоказ, как Азиз, не буен во хмелю, мил, даже когда рассказывает о своих неудачах.

Поэтому, вытерев Вуди мокрыми салфетками и сняв с него и с себя рубахи, Индиана усадил его к себе на колени и поцеловал в ушко.

— Какой же ты милый, Вуди. Так бы и не спускал тебя с рук никогда. Не вздумай корить себя ни за что! Ты открылся мне с другой стороны, и я очень рад, что ты это сделал.

Харви перелопатил сотни рецептов избавления от кротов на форумах и сайтах огородников, но ничего, что он бы еще не пробовал или о чем бы не подумал, не нашлось. Отчаявшись, он решил прибегнуть к самому проверенному, по словам матерых садоводов, методу: прокрался ночью к норам — свежим, ибо старые тоннели затопило, — сложил ладони рупором и проорал:

— Крот, крот, хуй тебе в рот! Уходи на свой огород!

И так — трижды. На третьем открылось окно, и заспанный Тим спросил:

— Чё ты орешь?

— Да так, стресс снимаю, — ответил Харви, оглядываясь с опаской, будто кроты, оскорбленные посылом, могли сгруппироваться и отомстить.

Необъяснимо, но факт — крот, которому хуй в рот, покинул поле сражения и не появлялся больше. К концу недели Харви вызвали в гостиную и торжественно, через Джесси, вручили огромную плюшевую игрушку подземного вредителя в кепке со стразами.

— Это вам, — сказал с экрана мистер Бошен привычно измененным гулким голосом. — Как победителю в схватке и настоящему альфе.

Оценив шутку и поблагодарив Бошена, Харви отнес крота Дарену — как настоящий альфа своему… альфе.

Изучив голосовалку, в которой зрители оставляли свои голоса против того или иного участника проекта, Джесси огорчился — большинство было против Дарена.

JennyBolsh

Дарена. Если подумать логически, странно, что гей влюбился в омегу.

Каломбин