— Обнимите их, — сказал фотограф, настаивая камеру и поправляя отражатели.

Переступив босыми ногами по мягкой траве, Брюс обхватил продолжающую флегматично жевать альпаку за шею, а вторую подвели так, чтоб часть его зада была скрыта. Тем не менее ворчал он зря, ведь ему досталось не самое несексуальное животное. Альпаки оказались довольно милыми, но вонючими и приставучими: вторая альпака все время норовила то пожевать ему ухо, то облизнуть лицо, то понюхать подмышку, и постоянно напряженный Брюс внезапно оттаял, рассмеялся. Именно эти моменты подловил фотограф, нащелкав много кадров со смеющимся и счастливым альфой, обещая, что ничего крамольного в журнал не попадет. Он все-таки профи.

А Брюса в кои-то веки попустило. И, почесывая альпак, он хоть ненадолго забыл и про паскудного, предавшего его омегу, и про случившееся с Говардом. В голове мелькнула мысль, что раз уж он здесь, то заработает деньги впервые на свои хотелки, а не для обожаемого Лоиса, который только и ждал, когда можно будет наставить ему рога.

— Добрый… день, — произнес Харви, стушевываясь тем временем под полным тайного знания взглядом огромной капибары.

— Вы подойдите ближе, не бойтесь, она очень добрая, — пояснил фотограф. — Можете погладить, это она любит.

Капибара в самом деле не шелохнулась, стоило Харви сесть на траву рядом и слегка приобнять ее, как братана на попойке. От нее веяло таким умиротворением, что он тоже вскоре расслабился и принимал любые позы. Правда, все стратегически важные места прикрывались нужным ракурсом и капибарой, которая оказалась больше похожа на демоверсию Далай-ламы, чем на животное. Харви обожал животных. Ему просто не хватало этих милых мордах, нежных почесываний, и во время съемки он внезапно осознал, что раз теперь получил семью, то можно будет завести и зверя дома. Надо будет только обговорить, кого именно хотят его милые мужья. Но лично он выбрал бы котика — такого стремного, косоглазого, здорового котищу с милой дурацкой моськой.

Самым брутальным на фотосессии был Тим, которого обвешали цепями и нащелкали с тремя доберманами, а Боб, отказавшийся тискать детеныша аллигатора, присоединился к нему. Парочка из них, хотя этим уже было трудно кого-то удивить, вышла живописная — брутальный бритый Тим и рослый жилистый Бобби. Тим, правда, злился, что Бобби видят обнаженным и фотограф, и помощники, и бета-смотритель из питомника, откуда привезли собак, но деваться было некуда. У Тима, раз он сделал предложение, теперь увеличились будущие расходы, а мистер Бошен обещал, что доходы от продажи этих календарей пойдут участникам съемок. Ему приходилось сдерживать себя и свои эмоции, потому что предстоящая свадьба должна была стать незабываемым событием для жениха, но ревность это никак не отменяло. Особенно когда, глядя на Тима, брутального, жесткого, с такими же серьезными, но абсолютно добрыми собаченьками, у Боба встало.

Вуди сфоткался с рысью, которой боялся до трясучки: для кота она была слишком большая и зубастая. Такой кусь был бы для него смертелен. Но, протянув по требованию фотографа дрожащую руку, чтобы погладить кису, он обнаружил, что рысь очень ласковая и мурчит как трактор. Тычется лобастой башкой с черными ушками, топорщит огромные усищи и толстый короткий хвост и подтягивает широкой и мощной лапой его за руку, чтобы он не останавливался. Страху он натерпелся все равно и думал, что на фото его улыбка будет перекособоченной и деревянной, больше похожей на оскал. Поэтому, закончив недолгие съемки и убедившись, что самое ценное не пострадало, он украдкой вытер пот со лба и припал к бутылке с водой, протянутой улыбающимся Индианой.

Самого Индиану фотографировали со змеями, а вернее, с белыми питонами, которых тот совершенно не боялся, и с ним получилось закончить быстрее, чем с другими, потому что альфа не дергался, в отличие от многих, а наслаждался, смотрел с любовью в немигающие круглые глаза и без боязни поглаживал гибкие тела, обвивающие его торс и руки. Правда, с ним все равно вышел конфуз: оба питона-альбиноса почему-то старались поддеть его «хвостик» и забраться туда, куда не надо, поэтому Индиана хихикал от щекотки и извивался как змей.

Последним отсняли Джесси, так же отдельно от всех, как и Тима с Бобом, на площадке, отгороженной раздвижной ширмой.

— Фыл-фыл-фыл! — умилился омега, увидев ухоженную лисицу.

Ее хвостом в основном и пришлось прикрывать свои личные, такие же рыжие, красоты. Лисица попалась совершенно ручная, очаровательная и такая милая, что Джесси немедленно захотелось ее забрать себе — она так щедро подставляла свое пузико для поглаживания, каталась на спине, наслаждаясь почесываниями, что удержаться было просто невозможно.

Харви, подглядывающий за ширму, успел нащелкать кое-что на мобильник и послать Дарену.

«О боже», — ответил тот и посоветовал Харви не давать Джесси скучать.

«Я и не даю. Вчера мы в шашки играли», — написал Харви и получил в ответ ряд смайликов, выражающих крайнюю степень сочувствия умственно отсталым альфам.

Харви почесал нос и покосился на омегу, который выглядел уже лучше, чем вчера. Однако вечером Джесси, стоило ему выйти из душа, сообщил, что скучает по Дарену. И по нормальному сексу.