Я черкнул номер телефона на листке и прикрепил его над столом.

Уходя, я поймал ее придавленный рухнувшей ответственностью взгляд и виновато подумал, что я – злодей, эксплуатирующий детский труд.

Я несся чуть ли не кувырком, стараясь проявить пунктуальность, но все оказалось зря. Костика в офисе не было. Меня тепло встретила его шикарная секретарша, настолько обтянутая коротким платьем, что казалась худой.

– Константина Сергеевича срочно вызвали, к сожалению. – Это сожаление отразилось во всем ее облике. – Он просил вас подождать. Мне приказано вас развлекать и исполнять любые ваши желания. Любые, – снова подчеркнула она голосом, лицом и линиями на платье. – Меня зовут Светлана.

Я улыбнулся на всякий случай, давая понять, что шутка пришлась мне по душе.

– Давайте, начнем с кофе.

Она улыбнулась в ответ. Видимо, я тоже пошутил удачно.

Светлана ушла, а я порадовался за Костика. Мне, наверное, Ленку так никогда не выдрессировать.

Я сидел в Костином кабинете, интерьер которого нес мощную интеллектуальную нагрузку и ассоциировался с Семой, прихлебывал кофе и довольно тупо просматривал красочные иностранные журналы. Некоторые фотографии интриговали, но сопровождались бессмысленным набором латинских букв. Это несколько злило.

Озабоченная красавица прервала мои размышления.

– Виктор Эдуардович, вас к телефону. Возьмите вон тот вишневый аппарат.

– Костик? Ох, простите, Константин Сергеевич?

– Нет, это какой-то невоспитанный молодой человек.

Она повернулась, и разбегающийся пучок резких линий на платье выразил неодобрение моими знакомыми.

Я недоуменно поднял трубку.

– Слушай сюда, ты, клоун, – захрипела мембрана. – Твою девку мы забрали. Если попробуешь пикнуть, ей конец, понял?

Я ничего не понял и ответил честно:

– Не понял.

Короткое удивленное молчание. Потом приглушенный возмущенный вскрик, и кажется, действительно, Ленкин. Трубка щелкнула и загудела.

Я сидел и смотрел на гукающую трубку, пытаясь расшифровать короткие гудки и получить дополнительную информацию.

– Вы уже закончили, Виктор Эдуардович? – Светлана застала меня за этим идиотским занятием. – Что-нибудь случилось?

– Нет… Да… Не знаю… – Я начал соображать. – Света, я могу узнать номер, с которого звонили?

– Конечно, Виктор Эдуардович! – Ее глаза удивленно распахнулись. – Звонили из вашего офиса.

Я набрал номер. Снова короткие гудки и никакой информации.

Я положил трубку, выпрямился и с высокого старта рванул на улицу.

Мой кабинет подействовал успокаивающе, насколько позволяла ситуация. Я упал в кресло и напряженно мыслил. Наверное, последний раз я это проделывал на выпускных экзаменах в школе.

Когда я влетел в агентство, входная дверь была открыта, тем не менее, все стояло на своих местах. Сейф заперт, но пуст. Ни денег, ни печати, ни боевого пистолета, который я, слава богу, не успел приобрести.

Связка ключей валялась на столе. Я накрыл ее платком, взял и положил в ящик. Этот высокопрофессиональный поступок и успокоил меня, отменив паническое желание звонить Костику, Клину, Президенту с просьбой о неотложной помощи.

На полу лежал листок бумаги с отпечатанной на нем ребристой подошвой явно кроссовочного происхождения. Сквозь подошву проступал Костин номер телефона, который я оставил Ленке. Позвонили, бросили и наступили… Ублюдки.

Я поднял листок и положил перед собой, изучая отпечаток.

Сколько людей в Питере носят кроссовки? Десятки тысяч? Сотни? Даже если их всех просто перестрелять из автомата, на это уйдет не меньше месяца. Из пистолета – полгода. Хотя, если из «Стечкина», то побыстрее. А если их еще и опрашивать – тут не поможет и рота президентов. Подошва, идущая никуда…

Я отодвинул листок и принялся изучать пепельницу. Три окурка «Кэмэла», один – с помадой. О чем это говорит? Два из них – мои, я их выкурил утром, когда ждал Ленку. Третий выкурила сама Ленка между моим уходом и нападением. Вряд ли бандиты угощали ее «Кэмэлом», и вряд ли она покупает его сама. Значит, она таскает «Кэмэл» у меня!

Я встал, прошелся по кабинету, вышел в приемную, внимательно осмотрелся. Больше никаких улик не нашлось.

Надо звонить куда-то. Хотя бы Костику. Девчонка неизвестно за что попала в беду, так что, корчить из себя Шерлокхолмса некогда. Лучше Ливанова все равно не получится. Причем, в беду она попала даже не за деньги, только за характеристику.

Подгоняемый кнутом собственной совести я потянулся к телефону.

Отпечаток подошвы снова попытался привлечь мое внимание. Что-то с ним было не так. Или, наоборот, точно так же?