— Ты не можешь вернуться в «Шато». Я использую твою комнату для того, чтобы закончить дела с Коралин Гействальд.

Он качает головой и пробует встать. Ничего не выходит.

— Я всё равно не собирался туда возвращаться. Мне нужно вернуться вниз и подготовить всё к своему отбытию. Как думаешь, сможешь провести меня через Комнату? Это самый быстрый путь, и я бы хотел отдохнуть, прежде чем покинуть Пандемониум. Лифт не работает, а до дома Отца долгий путь наверх.

— Друдж Аммун контролирует Бродячих. Правда, что он будет контролировать и демонов?

— Думаю, да.

— Он мог бы стать отличным оружием, если бы я решил воспользоваться твоей идеей.

— Мог бы, но не рассчитывай на это. Магическому оружию свойственно обнаруживать фатальный недостаток именно в тот момент, когда ты больше всего нуждаешься в нём. Друдж могущественен, но никогда не становись зависимым от единственного оружия. Кто знает? Возможно, тебе не удастся его сохранить.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам узнаешь, нефилим.

— Всё ещё учишь меня?

Он приподнимается, и на этот раз у него получается встать. Я протягиваю руку, чтобы поддержать его.

— Считай это последним домашним заданием перед выпуском.

— Держись за мою руку, и я проведу тебя через Комнату.

Он тянет меня назад.

— Не оставляй атаме лежать здесь. То, что тебе не следует полагаться на оружие, вовсе не означает, что тебе его не нужно как можно больше.

Я беру атаме и кладу в пальто рядом с чёрным клинком.

— Это касается и моих доспехов. В какой-то момент они тебе понадобятся. Если они у Мейсона, тебе придётся отобрать их у него.

— Они мне понадобятся, только если я вернусь в ад, а я не вернусь. Никогда.

— Нет. Конечно, не вернёшься.

— Давай доставим тебя домой, старик.

— Спасибо за это, Джеймс.

— Я не Джеймс.

— Знаю. Но Джеймс мне нравился больше. Надеюсь, однажды снова смогу его увидеть.

Я провожу его через дверь, но не вхожу вместе с ним. Он сам по себе в Даунтауне. Я честно не знаю, хочу ли, чтобы он попал на небеса, или нет. Как и мне, ему придётся подняться или пасть самому.

Аэлита сказала: «Только один из ангелов погибнет от моей руки». Она направлялась сюда, так что имела в виду Люцифера, так ведь? Но она не дошла.

Я набираю Касабяна. Нет ответа. Я набираю Кински, и звонок попадает на голосовую почту. Дерьмо. Я должен чувствовать что-то большее. Страх. Ярость. Но не чувствую. Я просто вижу, как вибрируют микроскопические элементы Вселенной. Вращающий звёзды часовой механизм.

Я могу пойти поискать их, либо могу вернуться и разобраться с Коралин. Полагаю, Люцифер был кое в чём прав, когда говорил обо мне. Особенно теперь, с этими глазами ангела, когда безжалостность кажется здравым смыслом.

Я прохожу сквозь тень и возвращаюсь в вестибюль отеля. Некоторые из гостей отеля, которые были укушены, но не съедены целиком, проснулись. Очаровательные бэби-зеты. Я загоняю их в лифт, нажимаю на третий этаж, и беру нескольких с собой в сьют Люцифера.

Когда Аки видит нас, его глаза расширяются.

Я срываю клейкую ленту с его рта, освобождаю ему ножом одну руку и даю свой телефон.

— Не волнуйся. Эти Бродячие не кусаются. Пока. Звони Коралин. Скажи ей, где ты, и что её блудный сын станет всё-что-вы-сможете-съесть буфетом сегодняшней ночи, если она живо не притащит сюда свою задницу.

Когда он повинуется, я снова приматываю его липкой лентой и прохожу сквозь тень в квартиру Видока и Аллегры. Мне нужно всё подготовить.

Коралин проходит сквозь часы и медленно входит в комнату, словно ожидает увидеть расстрельную команду.

Я выключил большинство ламп, оставив лишь те, что освещают Аки и область диванов.

Она замечает Аки.

— Ренье, дорогой, ты в порядке? Он обижал тебя?

— Я его не обижал, но этот гений прострелил дыру в своей собственной ноге.

Она хочет подойти к нему, но я её останавливаю.

— Он не принимает посетителей, и он не Ренье. Не называй его так.

— Он мой сын. Я буду звать его так, как хочу.

— Твой сын мёртв. Как и твоя дочь. Я знаю. Я убил её.

Она мгновение смотрит на меня, словно не верит, а затем снова поворачивается к Аки.

— Это было ужасно с твоей стороны. И всё же, она была давным-давно потеряна для меня.

— Забавно, что ты это говоришь. Ты — последнее, о чём она говорила. Она просила передать тебе, что ей очень жаль. Она сказала, что ты пугала её и отца, и что хотела отомстить тебе за это, но теперь очень сожалеет. О чём она так сожалела? Что взяла Друдж?