— Знаешь, что это такое?

— У меня есть точно такой же.

— Хорошо. Я буду держать его подальше, чтобы ты его видел, но не думаю, что уже готова отдать его совсем.

— Как угодно. Вот как мы поступим. Я хочу отдать тебе Друдж. Ты воспользуешься им, чтобы вернуть Бродячих в Хребет. Когда закончишь, ты получишь Аки, а я получу Кэнди и Касабяна.

— А почему я просто не воспользуюсь Друджем завтра, и всё это не начнётся сначала?

— Как только Бродячие вернутся внутрь, я попрошу Мунинна хорошенько запечатать пещеры. Мёртвые останутся там на тысячу лет. При условии, что ты не подорвёшь себя сама, как Ренье, то затем снова сможешь опробовать свой план.

— Давай Друдж.

— Доставь сюда моих друзей, и я отдам его. Сделаешь какую-нибудь глупость, и твой светловолосый мальчик умрёт, и ты ни черта не сможешь с этим поделать.

— Это ангельский нож. Он может просто убить тебя.

— Думаю, у меня получится уйти от твоего ножа, но просто уверен, что Аки не сможет избежать моего. Звони, и все отправятся домой спать в своих постелях.

— У меня нет телефона.

— Вон там на столе есть телефон.

Она подходит к письменному столу Люцифера и набирает номер.

Я бросаю взгляд на Аки. Клейкая лента всё ещё крепко держится и туго стягивает его руки и ноги. Вокруг ноги небольшая лужица крови. Достаточно, чтобы у него кружилась голова, но недостаточно, чтобы волноваться.

— Они в пути. Займёт несколько минут. Передвижение сегодня ночью слегка затруднено, — сообщает Коралин.

Я подхожу к одному из диванов и сажусь.

— Присядь, расслабься. Эта комната довольно уютная. Для нас. Бедняга Аки, должно быть, сейчас довольно сильно страдает. — Я оглядываюсь на него. — Как дела, чемпион? Нога пульсирует?

Он что-то бормочет сквозь липкую ленту. Даже с кляпом во рту, я могу распознать искреннее «иди на хуй».

Коралин присаживается на диван напротив меня, едва опираясь задницей на край. Она держит нож вертикально, остриём между грудей.

— Так как, кажется, мы заключили сделку, я положу свой нож, если ты положишь всё своё оружие.

Я достаю Смит и Вессон, и кладу его на стол. Рядом с ним располагаю чёрный клинок и атаме. Я кладу наац на самый край, где она может хорошенько его рассмотреть.

— Итак, что произошло между тобой и Элеонорой? Должно быть, она действительно тебя ненавидела, раз сбежала с твоим тайным оружием.

— Она была проблемным ребёнком.

— Интересный способ выразиться, потому что в тот момент, когда ты вводишь её в свою историю, в ней что-то перестаёт сходиться. Вы, Гействальды, Рождённые Смертью. Но Элеонору укусил вампир, и она обратилась. Это значит, что она была живой.

— Элеонора не была Дер Тодес Геборен.

— Я так и думал. А твой муж?

— Конечно. Он был патриархом. И Ренье. Элеонора, однако, напоминала тебя. Семейный гротеск.

— Она была папиной дочерью, не так ли? Это он виноват, что Элеонора не была мёртвой, как Мамочка.

Коралин пару минут ничего не говорит. Просто смотрит на Аки. Я жду. Я считаю молекулы, из которых состоят жемчужины ожерелья.

— Не будучи живыми сами, мы не можем произвести на свет собственных детей. Ян зачал Элеонору с живой женщиной, — наконец, говорит она.

— Она была хорошенькой? Милой? Он влюбился в неё?

На её губах играет лёгкая улыбка, словно она нашла приятное воспоминание.

— Расскажи мне о своём отце, — говорит она.

— Каком именно? Похоже, у меня их много.

— О человеке.

Я пожимаю плечами.

— С ним всё было в порядке. Я был непростым ребёнком. Он старался изо всех сил, но никогда по-настоящему меня не любил.

— Какой сюрприз. А твой другой отец?

— Ещё час назад я думал, что это Люцифер.

— Это была бы практически такая же хорошая семейная тайна, как наша.

— Итак, Ян влюбился в красивую женщину-человека, и у них появилась девочка. И что потом?

Она смотрит на свои руки, а затем вздрагивает.

— Ян был романтиком. Он любил эту женщину и не хотел, чтобы их дочь была Рождённой Смертью. Дети Гействальдов получают укус смерти при рождении, когда глава семьи удаляет пуповину своими зубами. Ян отказался. Он похитил ребёнка, и к тому времени, когда вернул её, было уже слишком поздно для её перерождения.