— Аська, привет.

— Вот и пропажа объявилась, мы уже в милицию собрались заявление писать.

— Не надо никуда писать. Уж и поболеть пару дней нельзя спокойно.

— Дотанцевалась в мокром до коллапса.

— Подумаешь, потанцевала.

— Новости смотрела?

— Какие?

— Я тебе ссылку кинула на почту, мой шеф все доходчиво разъяснил.

— Что именно?

— Что это оплошность репортера, да и наши упустили, им досталось, опровержение будет в статье.

— Мне что, теперь бежать и благодарить его? Меня это опровержение не греет. Я теперь его с собой должна таскать на встречи? Ой, простите, у меня тут в левом кармане есть опровержение, и все заказчика устроило. Тьфу. Давай о чем-нибудь другом поболтаем. Мое мнение не изменится, твой шеф — хорек.

— Вечером заеду, проведаю тебя, а сейчас у меня работы много.

— До вечера.

— Пока.

Потом наступила очередь Ланы, Марии и Наты услышать голос "потеряшки", часа через два я добралась до десятка звонков от "шефа". Тут мой запас прочности кончился, и голос стал хрипеть, как дореволюционные патефонные пластинки, скрежет в трубке убедил начальство, что я действительно болею, а не сижу где-нибудь под пальмой на теплом песочке с парочкой аборигенов в качестве компании.

— Лечись, нас ждут великие дела, Линдт.

— Какие дела, я ж изгнана с позором?

— Пока не изгнана. Я ж тебя знаю, пришла б на следующий день, от конторы бы ничего не осталось, а сейчас остыла, можем продолжать нести прекрасное в массы. Пока.

Сам отключился — сам виноват, что не узнал, где я все разнести успела.

Телефонные звонки меня утомили, силы испарились, и я опять провалилась в забытье. Вечером из-под теплого одеяла меня вытащили настойчивые звонки, дополненные стуком в дверь. Скорая помощь прибыла с малиновым вареньем, медом и рассказам "а он не хорек", где-то на сороковом пункте достоинств Павлина я отключилась.

На следующий день потащилась в поликлинику, больничный мне отказались закрывать, заехала на работу и поняла, что врачи иногда правы — сил хватило вылезти из такси и сесть на лавку возле офиса. В таком жалком виде я была найдена моим синеволосым шефом. Меня погрузили в такси и отправили домой, и Денис милостиво разрешил мне болеть до полного выздоровления. Впервые за восемь лет работы болела, и никто меня не дергал. Какая же расплата будет за это блаженство?

Жестокая — в первый же день шеф обрадовал встречей с Грековым.

— Не пойду.

— Пойдешь, и так работа встала, пока кто-то витаминчики пил.

— Не пойду.

— Провожу.

И ведь, действительно, проводил, до приемной проводил, еще и со мной остался. К счастью, нас там не ждали и хозяина кабинета не было. Аська усадила на диванчик, предложила журналов, газет и крепкий кофе. И судя по тому, что ее пальцы тут же стали что-то набивать на экране телефона, она уточняла, что с нами делать.

— Мне лучше уйти.

— Это твой контракт.

— Твой. Я им заниматься не хотела. Да и он со мной работать не захочет.

— С тобой сначала никто работать не хочет, а потом привыкают, втягиваются и ни с кем другим общаться не хотят.

— Но остальных я не пыталась утопить.

— Что?

— Так получилось, он был слишком близко к воде. Не сдержалась.

— Лотта, — у шефа даже слов неприличных не нашлось на мою выходку. Только такие ноты глубочайшего сочувствия в голосе — как же такую убогую еще земля носит. Да и взгляд, таким обычно сельских дурачков особо сердобольные бабки окидывают. Хорошо хоть перекрещивать не стал.

— Я б вообще убил бы на ее месте, — прокомментировал откуда-то сзади Павлин и заржал, громко так, на всю приемную, даже Ася на него удивленно посмотрела.

— Пошли, у меня на вас десять минут есть.

— Иди, — милостиво направила шефа, но тот, зараза синеволосая, меня с собой потащил.

Вылетели мы из кабинета минут через семь. У меня все сожаление о выходке испарилось после предъявленного списка мелких поручений. Это ж теперь только на него и должна свое время рабочее тратить.

— Показывай, где у тебя тут протокольный отдельчик, — Ася послушно отвела меня на пять этажей ниже.

Серпентарию в зоопарке не хватает экспонатов.

Вроде молчат, но ощущение, что вокруг шипение. Начальница, рьяно бултыхая ярко-синий лак, клацала несчастным шариком о стекло, как ядовитая змея погремушкой. Слушала фырканье, для них мое явление было оскорбительным, они и без нашего участия проводят все на высшем уровне. Только вот почему-то Греков решил часть их работы на нас перевесить.