Шрифт:
— Я и тебе прихватила, — привычно куря, сообщила соседка. Отказалась от халявы.
Вот уже и сюжеты по местным новостям с вопросами "Кто? Зачем? И что будет и станет?".
В современных домах никто никого не знает, мне же не повезло — все жили десятилетиями и знались между собой, даже из соседнего подъезда приходили с "и на тебя прихватил". Ярость возрастала с каждым "ходоком". Приходилось улыбаться, благодарить и отказываться — "уже есть, как мило, что обо мне вспомнили".
Хотелось исчезнуть, как когда-то давно. Пятнадцать лет назад, когда бежала из квартиры родителей. Мне так хотелось, чтоб они мной гордились, но мой диплом и победа на городской олимпиаде им не нужны, все было разорвано, под шипение матери и смех брата отец вывел меня из квартиры. "Никогда ее больше не пускайте" — указание для консьержа. Любопытство соседей, случайных свидетелей моего изгнания. Я долго бродила по городу. Темнота заставила спуститься в метро. Дурацкая, шальная мысль, что-то остановило в последний момент, и шаг с платформы не сделала. Тогда была готова шагнуть сама, а сейчас меня толкали под состав. Думала, что Павлина Напыщенного уже нет, а он все тот же, что и девять лет назад. Станешь. Будешь. Идиотство. Ему нужна показуха и толпа, вот пусть и получает. Только я в этом участвовать не буду. Не буду.
Чашка разлетелась на осколки. А вместе с ней и я. Ни боли, ни ярости, ни злости. Все ушло, осталась только пустота.
— Не буду и не стану, господин Греков. Мои ключи верните, от вашей квартиры висят в прихожей, там же и ваши вещи.
ГЛАВА Я
Несколько статей в желтых газетенках, одна из них авторства Ксюндии, правда, девочка организатором слегка ошиблась, и ей было обеспечено очень "приятное" общение с Сигером, который к собственному несчастью как-то вечером забирал меня с работы. Плакаты исчезали, футболки иногда возникали, но редко кто обращал на них внимание. Только билборд напротив окна да чужие ключи напоминали о недоделанном предложении. Если от надписи за окном избавиться не могу, то от ключей — сегодня же.
— Лоттка, доброе утро.
В кабинете Дениса ждала Ася. Подруга привычно обняла, приветствуя.
— Аська, а ты на работу собираешься?
— Да. С мужем чай выпью и пойду в свой дурдом.
— Может, прихватишь ключи, Греков забыл?
— Хорошо.
Вот за что я люблю своих подруг, вопросы не задают.
Вечером также никаких вопросов не было, почти.
— Я не собираюсь спрашивать, что у тебя с Грековым, и так ясно, но, черт возьми, его чуть скорая не увезла, когда я ему ключи передала.
— Не увезла же. Ничего не было и нет.
Пустота.
— Чай будешь?
— Нет. Лоттка, что с тобой?
— А что со мной? Все замечательно, завтра улетаю в Рим.
— Замечательно? Ты действительно считаешь, что все замечательно?
Пожала плечами, никто больно сделать не может, никто ничего не значит, ничего не интересует.
— Лотта, прошу тебя, пока не поздно, разберись в себе.
— Поздно?
— Ты уничтожаешь сама себя. Я не хочу потерять тебя, и никто из нас не хочет. Разберись со своей головой. А мы все будем рядом.
— Кто все?
— Люди, которые тебя любят и которым ты нужна.
— А вот нужны ли они мне?
— Надеюсь, что нужны. Лоттка, пожалуйста. Мне не нужна чокнутая крестная.
— А лучше не было кандидатов?
— Ден прав, ты дура, ты сама не понимаешь, какая ты классная, и как хорошо, что ты у нас есть.
— Я подумаю.
— Обещаешь?
— Да.
А что обещать, я уже все решила, всех в сад, и все.
Сегодня очередной банкет, я там приглашенная. Мужской костюм, усики и мускусный парфюм. Завершали образ шляпа и сигара. Опять обсуждались чужие победы и наши триумфы, корреспондент с какого-то канала подскочил ко мне, желая получить интервью.
— А заказчики вас любят?
— Мы ее обожаем, — грохнул рядом мужской хор, и меня оторвали от земли, я лежала, покуривая сигару на руках десятка своих работодателей. Эта фотка позже украсила общий холл нашей конторы.
Знакомый запах парфюма, и ноющая боль в затылке, напоминание о последней встрече. Мой кровный братец. Так, оказывается, не Маркофф решил треснуть по моей башке, чтоб получить украшения, а "любимая" семья.
— Валентин, — холодная любезная улыбка.
— Сука.
Мне даже не удалось что-то ответить, когда два кулака, Морозова и Егорова, свалили братишку, а Сигер за шкирку выкинул его за ближайшую дверь.
Морозов взял меня под руку и потащил в потаенный уголок.
— Слушай, Лоттка, мы с Мари решили рожать.
"Решили рожать". Не смогла удержаться, согнулась пополам от хохота.
— А я тут причем?
— Хочу, чтоб ты крестной была.
— Эээээ, это я хочу, чтоб она крестной была, — взревел Егоров.
— Она моей крестной будет, — пробасил Сигер.
— А ты до сих пор не крещенный что ль, — возмутился Морозов.
— Так, мальчики, спокойно. Буду крестной у всех, только вот вопрос, зачем вашим детям такое счастье? И кто из вас будет у моих детей крестным?
— Я, — громыхнуло трио.
— Понятно, а кто беременный?
Как выяснилось — никто, так что пока в крестных только у Аси и Дена. Не думаю, что это хорошая идея. Выбрали бы кого-нибудь из сильных мира сего.
Безразличие становилось скрывать все сложней, сказав пару слов благодарности и распрощавшись с организаторами, поехала домой.