Он покачал головой.

— У меня есть несколько теорий, но ничего твёрдого, — сказал он. — При условии, что это вообще что-то значит, «злой» может обозначать нашего убийцу, но я сомневаюсь, что он считает себя злом.

Я кивнула.

— Большинство убийц так не думает. Они оправдывают свои убийства, воспринимают их как необходимость. Они возвеличивают отдельные аспекты своей личности. Доброту к незнакомцам или тот факт, что они любят животных. Это помогает им объяснить свой характер в собственных глазах, и обычно у них имеется оправдание для убийств.

— Верно, — он нахмурился. — Я не уверен, что вижу смысл в психоанализе неадекватных убийц. У них всех крыша поехала. Конец истории.

Я наколола на вилку кусок мяса. Возможно, я сделала это чуточку агрессивно.

— Вся моя работа сводится к анализу убийц.

— Ага, ну… — он пренебрежительно махнул вилкой.

— Знаешь, — сказала я, чувствуя, как щёки вспыхнули от злости. — Я бы не стала говорить тебе, что работать детективом — это идиотский выбор карьеры.

— Ты права, — он вскинул бровь. — Я веду себя как тупица. Приношу свои извинения.

— Извинения приняты. Однако я отмечу, что ты сам анализировал убийцу. Ты предположил, что он не стал бы считать себя злом, и это меткое замечание. Он может считать злым своё стремление убивать, но не себя самого. Он может отстранять себя от своих действий или приписывать их вымышленному созданию вне себя.

— Например, Червовому Королю?

— Именно. Но я не уверена, что означает медведь или королева.

Он отпил пива.

— Королева и медведь. Звучит как название гей-бара.

— Остроумно, — я наколола на вилку очередной кусочек мяса. — Но я знаю, что ты не так прост, как притворяешься. Я слышу, как меняется твой акцент — иногда ты говоришь как лондонец, иногда переходишь на говор среднего класса, когда бормочешь себе под нос. Когда ты думаешь, что никто не слышит, ты цитируешь Торо, но никогда не сделаешь это перед коллегами, верно?

— К чему ты ведёшь?

— Я видела твоё резюме. Ты получил образование историка в Кембридже. Полагаю, аналитическое мышление тебе вовсе не чуждо, несмотря на реплики про гей-бар.

— Ладно, — сказал он. — Ты меня подловила. На работе я стараюсь приглушать эту свою сторону. И ты права. Я определённо в своё время начитался стихов.

— Я, может, и американка, Габриэль, но тебе не надо упрощать всё для меня.

— Принято к сведению.

— И как ты перешёл от изучения истории к работе в полиции?

— Ну, моя мама, будучи консервативной еврейской матерью, всегда хотела, чтобы я стал доктором или юристом. С точки зрения еврейских матерей, только эти две профессии являются приемлемыми. Мой папа хотел, чтобы я работал в его ресторане. У него одно из лучших карибских кафе в городе. Естественно, моим инстинктивным желанием было разочаровать их обоих. Так что я стал копом.

Я отпила глоток пива.

— И знает ли твоя консервативная мама, что тебе нравится выбивать из людей семь оттенков дерьма?

— Не могу сказать, что использовал эту фразу в её присутствии, — он лукаво улыбнулся. Я задавалась вопросом, как много раз его спрашивали о прошлом, и сколько раз он давал одно и то же нелепое объяснение о разочаровании его родителей. — Я просто говорю ей, что когда люди плохо себя ведут, я бью их шокером.

— Шокером? Разве это не слишком жестоко для британской полиции? Я думала, что вы, парни, не верите в оружие и никогда не используете ничего более радикального, чем суровое «Доброго вам дня, сэр».

Он покачал головой, но я готова была поклясться, что заметила тень улыбки.

— У некоторых из нас есть шокеры на случай чрезвычайных ситуаций. Когда преступники не прислушиваются к нашим суровым укорам.

— А у тебя есть шокер?

— В ящике стола на работе. У меня нет необходимости таскать его с собой, — он предостерегающе выгнул бровь. — Головорезы по одному взгляду на меня понимают, что со мной шутки плохи.

— Точно.

— Что насчёт тебя? — спросил он. — Как ты стала профайлером?

— Всех специальных агентов обучают как профайлеров, — машинально ответила я.

— Да, но не все они работают в Отделе Анализа Поведения, верно? Что привело тебя туда?

По словам незнакомца, встретившегося мне прошлой ночью, я питалась страхом — и это обвинение практически совпадало с определением мужика с бородкой, который описывал профайлеров как «наркоманов, подсевших на травму».

Но нельзя сказать, что мне нравилось шляться по местам преступлений. После того, что случилось с моей семьёй много лет назад, я была поглощена отчаянной потребностью понять мышление убийц и то, как мир их создавал.