Обернулась и улыбнулась сквозь слезы, глядя, как она, спотыкаясь на своих высоченных каблуках, подлетела ко мне, протягивая букет цветов, что оставил Громов.

— Держи.

— Спасибо, — забрала букет.

— Ты, это…прости меня, за то, что обозвала тебя обезьяной, — нервно заправляя за ухо выбившуюся прядь, сказала она, — Я не всегда такая…

— Эмоциональная, — подсказала я.

— Ага.

— Ты тоже прости меня. Я, правда, не претендую на Шнурка. Мы с ним просто друзья…были.

— Проехали, — кивнула девушка, — Ты смотри не рассиживайся, а то уведут твоего шикарного мужчину. Не всем таки букеты дарят. Удачи!

— И тебе, — кивнула в ответ и начала собираться.

Путь и такая слабая, но все же поддержка Пуделихи вдохновила меня на активную деятельность.

Собрав все свои вещички, сначала отправилась домой, бережно придерживая свои цветочки от посягательства толпы в общественном транспорте. Уже дома, под изумленные взгляды деда, достала бабушкину хрустальную вазу, торжественно поставила в нее цветы.

Дед посмотрел-посмотрел на это действо и, неожиданно погрустнел, опустился на диван.

— Вот, чую, заберет тебя Санек. И что? Как же я без тебя Риточка жить один буду? Отправлю тебя замуж, что б все как полагается и, тогда к бабке можно…помирать…Ты только памятник мне не заказывай. Денежки не трать. Там с ней рядом фотографию прибьёте и пойдет.

— Дед! Дед ну ты чего, — кинулась к нему, — Куда я от тебя денусь-то?

Он как-то подозрительно хлюпнул носом, моргнул и скомандовал:

— Давай уже, беги к строителю непутевому. Я сейчас к бабке Рае на котлеты схожу, повеселею, и глядишь, на правнуков настроюсь.

— Деда! — укоризненно посмотрела на него.

— Кыш! Кыш отсюда! — всплеснул руками Николай Иванович, — Миритесь уже и женитесь, пока я не передумал.

— Мы же только познакомились. И замуж меня никто не звал.

— Мы с бабкой через два дня бы поженились, если б батя ее отпустил со мной. Это у вас сейчас церемонии. А у нас любовь была с первого взгляда! Одна и на всю жизнь!

Я хотела возразить, рассказать про сегодняшнюю неприятную сцену в институте, но сдержалась, глядя, как дед повеселел при мысли о правнуках.

Переодеваясь в теплые тонкие колготки и платье, думала о том, что верно — все в жизни возвращается. Я вот не захотела выслушать Громова, когда он сам приехал, чтобы поговорить и все объяснить, а теперь оказалась сама в такой же ситуации.

Расчесываю волосы, подкрашиваю глаза, а у самой руки трясутся — так страшно мне идти к нему самой. Ведь есть большая вероятность того, что он не станет меня слушать и просто выгонит. Отплатит той же монетой.

И почему я такая дура?

Почему в самый важный момент эмоции затмевают разум?

Маринка бы мечтательно вздохнула и непременно бы сказала:

— Это любовь…

До работы Шурика я решила поехать на такси.

Да, дорого. Но на улице, сегодня было довольно тепло, и наш район потонул в снего-грязевых лужах. Красивые черные сапожки было жаль портить, а еще жальче было свою попу. Поднявшийся порывистый ветер так и норовил залететь под юбку платья. Пока стояла у подъезда и ждала машину, успела отмерзнуть. Зато стало понятно, почему у всех институтских красавиц такая широкая улыбка. Они просто, пока до учебы доберутся в своих коротких юбках, отмерзнут так, что фес деревенеет, превращаясь в маску щелкунчика.

Такси затормозило прямо перед дверями офиса. Расплатившись с водителем, выбралась из машины, чувствуя, как меня слегка потряхивает. То ли от холода, что все равно пробирается под тонковатое для такое погоды пальто, то ли от волнения.

Что он скажет? Как посмотрит? Прогонит ли?

Едва я пересекла глянцевый намытый стараниями баб Раи пол в вестибюле на этаже строительной фирмы Громова, как внимание привлекла занимательная сцена.

Уже знакомая брюнетка, в белоснежной норковой шубе, выставив свой обвешанный кольцами палец так, словно она хочет запихнуть его в нос охраннику, что-то упорно доказывала, а он, глядя куда-то вбок остекленевшим взглядом, механически ей отвечал:

— Не велено. Не положено. У нас распоряжение руководителя компании.

— Да, скоро не будет у вашего Громова этой компании. Я здесь хозяйка! Пропустите меня немедленно!

Надо отдать мужику должное — такие вопли не каждый выдержит.

На мгновение его лицо выдало внутреннюю обреченность, но тут же снова стало каменным.

— Я вам повторяю: генеральный директор распорядился вас не пускать больше.

А вот это уже была плохая новость для разукрашенной змеюки.

Зато, какая шикарная новость для меня!