В течение второй половины дня 4-го августа были подготовлены 40 повозок с необходимым количеством медикаментов и перевязочного материала, а также запасом продуктов. Все 2000 больных были отправлены по назначению. В целях обеспечения порядка в пути и оказания необходимой помощи для сопровождения колонны были отправлены начальники госпиталей и их заместители по медицинской и

хозяйственной части. Для организации эвакуации лежачих больных (2105 человек) в Ессентуках оставались отец и все комиссары госпиталей, а также необходимый медицинский персонал. Для эвакуации лежачих больных нам обещали санитарные поезда, но их не дали, и нам пришлось действовать по своей инициативе.

С 6-го августа мы организовали эвакуацию этих больных проходящим транспортом отступающих военных частей. Для этой цели мы выставили специальный наряд, который вместе с комиссарами останавливал весь проходящий транспорт и грузил на него раненых. Были случаи сопротивления, тогда приходилось заставлять освободить транспорт под угрозой расстрела.

Таким путём были эвакуированы 1500 больных. Один поезд нам все же дали, в него мы погрузили 430 больных. 155 больных погрузили на мобилизованные нами машины.

В госпитале оставалось 20 нетранспортабельных больных, которых с помощью комиссаров распределили по квартирам проверенных сотрудников госпиталей, изъявивших желание оказать помощь. Их обеспечили продуктами. Медицинское оборудование было передано под сохранные записки проверенным сотрудникам госпиталей.

Все проведённые мероприятия по эвакуации раненых были одобрены секретарем краевого комитета партии и ставились в пример остальным курортам Кавказской Минеральной Группы.

9-го августа в 13:00 из Пятигорского обкома партии было передано Ессентукскому горкому ВКПб, что они «заканчивают работу», что означало, что они покидают город. Нам также было приказано немедленно покинуть город.

Прежде чем покинуть город были взорваны консервный завод, МТС и другие намеченные объекты.

Отец вместе с секретарем горкома партии, председателем горисполкома, начальником НКВД, работниками милиции и частью партактива и аппарата горкома покинули город. После их отъезда представителей советской власти в городе не осталось.

Вскоре после этих событий отца вызвали на допрос в комиссию Шверника. Эта Чрезвычайная комиссия состояла из Н. Шверника и ещё двух военных. В кабинете помимо охраны было две овчарки. Комиссию интересовали детали эвакуации госпиталей и время, когда отец покинул Ессентуки. Отец знал, что допрос в комиссии может окончиться расстрелом. К счастью, это не случилось, и папа благополучно вернулся в часть.

Во время эвакуации мама, моя старшая сестра и я попали в город Бухара, Узбекистан. Там жизнь была вполне нормальной, а по сравнению с блокадным Ленинградом, в котором оказались мамина сестра с сыном, моим двоюродным братом, просто шикарной. После освобождения Ессентуков в июне 1943 пришло известие, что можно возвращаться, мама стала собираться в дорогу, но внезапно заболела брюшным тифом и умерла. Маме было 32 года, а мне 3. Мамина сестра и сын блокаду пережили.

С папой и Нелей. 1943.

По дороге в Ессентуки я сильно заболел и, как говорил отец, был на волосок от смерти, но каким-то чудом выжил. Потом я долго болел коклюшем, и отец устроил мне прогулку на кукурузнике на бреющем полете с открытым окном. Незабываемый полет, я помню панораму города с воздуха, получил огромное удовольствие, и коклюш прошел.

Вскоре после окончания войны отец демобилизовался в звании майора. Мне было 6 лет, когда отца перевели в Сочи главным врачом курорта Новая Ривьера. Мы переехали в Сочи перед началом нового учебного года, и отец предложил мне пойти в школу досрочно. Я ещё не успел ни с кем познакомиться и согласился. К тому времени я уже умел писать и считать, и меня приняли в порядке исключения. Через пару недель я познакомился со своими ровесниками, которые резвились на свободе, и заявил отцу, что больше в школу ходить не буду. Однако, как выяснилось, это было обязательство на 10 лет. В итоге последующие 20 с лишним лет своей жизни я был самым молодым в коллективах, куда меня забрасывала судьба.

Когда я был в первом классе, отец научил меня играть в шахматы. Собственно, он учил играть мою мачеху, а я просто смотрел. Но получилось так, что я стал играть в шахматы, а она нет.

Из сочинского периода я хорошо помню летающих светлячков, у которых светилось брюшко, когда они переваривали пищу. Но самое яркое воспоминание того времени это, конечно, золотая рыбка. Мы жили практически на берегу Черного моря, и я старался не пропустить время захода солнца, которое садилось прямо в море. Когда море было спокойное последний луч уходящего солнца ассоциировался у меня с золотой рыбкой. Кажется, в то время у меня не было большего желания, чем видеть каждый вечер свою золотую рыбку.

Ещё помню, как мама моей мачехи посылала меня нарвать для стряпни лавровых листьев с дерева, которое росло у нас во дворе.

Едва я закончил первый класс как отца перевели директором курорта Долинск, который находился рядом с Нальчиком, столицей Кабардино– Балкарии. Я учился там со второго по пятый класс. Это все ещё было детство.

Отец был всё время, включая выходные, на работе. Он уходил, когда я ещё спал, и приходил, когда я уже спал. Я его практически не видел, мамы не было, так что была полная свобода.