Ещё у нас были уроки военного дела. Однажды учитель дал нам шинели и винтовки с штыками и вывел на плац позади школы. Какое– то время мы маршировали, затем последовала команда: Ложись! Земля была сырая и грязная, тем не менее шинели были казенные, и ребята легли в эту грязь. Я же рос в семье врача и был привержен к чистоте, поэтому просто сел на корточки, учитель не обратил на это внимание. Сидя на корточках, я обозревал лежавших в грязи своих товарищей, и почему-то это зрелище меня рассмешило. Учитель что-то рассказывал, указывая вдаль и повернувшись к нам спиной. Я от нечего делать воспользовался моментом, просунул штык под пояс ближайшего товарища и стал его поднимать, используя ружьё как рычаг. Тут учитель повернулся к нам и увидел эту картину. В итоге по военному делу я получил 3 за четверть. Вскоре после этого меня приняли в комсомол, и комсомольский билет надо было получать в горкоме комсомола. Была зима, и я был в шинели, перешитой из отцовской. Выдавая билет, горкомовцы подшучивали над моим полувоенным обличием и единственной тройкой по военному делу.

Когда я был в девятом классе, правительство решило, что раздельное обучение не правильное, и нас объединили с женской школой. Мне тогда было ещё 14 лет, и я смотрел на девочек как на помеху нашим мужским забавам, и был – впрочем, как и большинство ребят из моего класса, – недоволен таким поворотом событий.

Как– то вдруг зимой выпал снег. Это довольно необычно для Махачкалы, и мы очень резвились по этому поводу во время перемены. Как выяснилось, девочка, которая сидела за мной, запаслась снежками, и когда мы вернулись в класс, стала бросать мне снег за шиворот. Все мои уговоры не действовали, и в конце концов я встал и слегка щелкнул её маленькой линейкой. Это был урок черчения. Тут же учитель, который иногда прикладывал к ученикам большую линейку, стал с ней на меня надвигаться. Я был сильно сердит на свою одноклассницу и ещё не успел остыть и сесть.

Я второй слева. 1954.

Видя намерения учителя, взял в руку чернильницу и занял оборонительную позицию. Наше противостояние продолжалось несколько минут, учитель, видно, понял назначение чернильницы в моей руке и не решился воспользоваться своей линейкой. Он ограничился тем, что выгнал меня из класса.

Интересным было содержимое наших портфелей. Помимо обязательных чернильниц, ручек и карандашей у каждого парня там лежала финка с резной рукояткой. Никто не воспринимал финку как холодное оружие, это была как бы дань моде. Одной из наших забав было метание финок в дверь на переменах. Раньше мы это делали без помех, теперь приходилось предварительно выгонять девочек из класса.

Однажды произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее. Учителя никогда не заходили в класс во время перемен. Но тут случилось, что наш любимый физик, он же классный руководитель, это правило нарушил. Двери в классе открывались наружу, и случилась следующая картина, которая до сих пор стоит у меня перед глазами. Финка в воздухе, и тут дверь открывается, показывается лицо нашего учителя, и почти одновременно в нескольких сантиметрах от его головы в дверь вонзается финка. Все остолбенели, немая сцена как у Гоголя, учитель побледнел на глазах, забрал финку и ушёл. Он не стал делать никакого расследования и, похоже, никому об этом не доложил. Но мы поняли, ещё сильней его полюбили и прекратили метание финок в классе. Через три года, когда я был уже на втором курсе института, в школе была встреча с выпускниками. Когда мы были в физической лаборатории, наш учитель достал из своего стола ту злополучную финку и показал нам. Все только покачали головами.

Наш физик как– то рассказал нам о радиосигналах и показал схему простейшего детекторного приемника. Я решил сделать сам такой приемник. Спаял его, не очень понимая, что делаю. Делал и не верил, что эти примитивные детали сгенерируют какой-то звук. Натягивая антенну на крыше, споткнулся и скатился с крыши прямо на кровать, которая стояла рядом с домом. Кровать была небольшая, с железными перилами. Небольшой сдвиг и я упал бы на одно из перил, что, скорей всего, кончилось бы инвалидностью. Тогда я об этом не думал, но спустя много лет после других подобных случаев, я начинаю верить, что Господь бережет меня.

Однако вернемся к радиоприемнику. Я все сделал, надел наушники и стал бездумно крутить ручку настройки. И вдруг меня как молнией ударило, из наушников полилась какая-то чудесная мелодия. Для меня это было как гром среди ясного неба, я поверил в физику. Много лет я помнил эту мелодию. Сейчас забыл, но детали моего первого физического опыта помню отлично.

Из прочих физических экспериментов помню, как мы фотографировали звездное небо. Около полуночи мы с другом взобрались на крышу сарая у нас во дворе, установили штатив и экраны от бокового света, навели объектив на созвездие Большой Медведицы, и поставили аппарат на получасовую выдержку. Каково же было наше удивление, когда проявив пленку на следующий день, мы увидели вместо звёзд Большой Медведицы дуги разной длины и разной яркости. Тут-то мы и сообразили, что так и должно быть. Длина дуг зависела от расстояния до звёзд и, конечно же, от выдержки, которую мы установили. Мы убедились, что земля вращается вокруг своей оси и поняли, что звёзды Большой Медведицы находятся на очень разных расстояниях от земли.

Как при большинстве экспериментов не обошлось без помех. Недалеко от сарая строилось какое-то административное здание, и сторож, которого мы не видели, так как были заняты, наблюдал за нами. К счастью, он не вызвал милицию. Когда он с ружьем наперевес все же появился, мы с большим трудом смогли ему объяснить суть нашего эксперимента.

К сожалению, не все учителя были как наш физик. В 1952 году было известное в то время дело врачей-вредителей, среди которых было много евреев. Их обвинили в том, что они неправильно лечили руководителей партии и правительства. Это было одно из последних деяний нашего вождя товарища Сталина. Мы газеты в то время, естественно, не читали и были далеки от этих событий, поднявших волну антисемитизма в Советском Союзе. Однако учительница русского языка решила нас политически подковать и в конце урока в красках рассказала об этом еврейском заговоре. Тогда ещё было раздельное обучение, и ребята под явное одобрение учительницы стали кричать «Бей жидов, спасай Россию!». Я, честно, раньше этот лозунг не слышал, похоже, он был на Кавказе не так популярен, как в России. В классе, кроме меня, был ещё один еврейский мальчик. Однако никто на нас не обращал внимания, и лозунг явно относился не к нам, а к каким– то абстрактным «жидам». Через несколько дней все это забылось. А потом вскоре умер Сталин, и врачей оправдали.

Мне ещё не исполнилось 13 лет, когда умер наш вождь и отец народов. Я помню, что творилось. На школьных митингах плакали седовласые учителя, бывшие фронтовики. Я впервые увидел какую-то растерянность у своего отца. Всем казалось, что жизнь остановится. Что было потом все знают. На многих уроках, конечно, кроме математики и физики, то, что говорили учителя, противоречило моему сознанию. Например, говоря о преимуществах социализма, почему-то часто ссылались на лампочку Ильича, хотя все знали, что Ильич был гуманитарий, и явно лампочку изобрел не он. Или критикуя капитализм, часто цитировали учение Маркса о прибавочной стоимости. Почему это плохо было непонятно, так как даже ребенку было ясно, что капиталисты эту прибыль не съедали, а скорее всего пускали на расширение производства. Уроки литературы имели обратный эффект и привели к отторжению великих российских писателей и поэтов. Потребовалось много лет, чтобы забылась вся эта чушь об отрицательных и положительных героях, прежде чем я стал получать удовольствие, читая российскую классику.