Кроме того, не могу сказать, что виню ее. Уверен, что решение пригласить незнакомого мужчину в свой дом после того, как он наставил на тебя пистолет, входит в первую десятку списка дерьма, которое одинокие девушки не должны делать.

Решение пригласить незнакомого мужчину в свой дом после того, как он дважды наставил на тебя пистолет, вероятно, входит в пятерку.

Все еще взволнованная Рэйн поворачивает голову в сторону «Шевроле».

— Ты можешь выкачать бензин из грузовика моего отца, дороги все равно слишком забиты, чтобы ездить на нем. Думаю, ты можешь воспользоваться… — ее глаза снова устремляются на меня, когда я с щелчком открываю свой новый перочинный нож и отрезаю около пяти футов шланга. — Шлангом.

— Спасибо. — Я ухмыляюсь, подходя к грузовику, и разрезаю шланг на две части — длинную и короткую. Затем открываю бензобак и вставляю обе части в отверстие. — Подержишь это, ладно?

Рэйн подрывается так, словно ее задница в огне. Интересно, что она способна следовать указаниям только тогда, когда я прошу ее о помощи.

Наверное, она бы стала медсестрой, как и ее мать. Конечно, если она вообще медсестра.

Я снимаю кобуру, стараясь не задеть рану на плече, кладу ее на землю и замечаю, как она не сводит с нее глаз, поэтому отталкиваю ногой подальше.

— Нет, нет, нет.

— Это мой пистолет. — Рэйн делает вид, что дуется.

Затем я снимаю свою рубашку и засовываю ее в отверстие между шлангами.

После чего, перемещаю ее руки так, чтобы она держала вместе и рубашку, и шланги.

— А ты не можешь просто пососать один из них? — спрашивает Рэйн, когда я подвожу байк ближе к грузовику.

— Конечно, если бы я хотел полный рот бензина.

Она закатывает глаза, и это движение делает ее совсем юной. Как и эта гигантская толстовка «Twenty One Pilots».

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, наклоняя мотоцикл набок, чтобы его бензобак был ниже, чем у грузовика.

— Девятнадцать.

Чушь.

— А тебе? — спрашивает она, когда я засовываю конец длинного шланга в свой бензобак.

— Двадцать два.

Держа байк под правильным углом, я наклоняюсь к грузовику, туда, где Рэйн держит всю конструкцию, и дую в короткий кусок шланга. Рэйн ахает, когда воздух наполняет звук того, как жидкость плещется о дно бензобака.

— Где ты этому научился? — ее глаза округляются, голос хриплый, а рот слегка приоткрыт.

Я начинаю думать о других способах, придать ей такое же выражение лица, когда вспоминаю, что она задала мне вопрос. — YouTube.

— А, ну да, — она смеется. — Интернет не работает всего неделю, а я уже забыла про YouTube.

Между нами повисает неловкое молчание, пока мы вынуждены стоять, каждый держа по шлангу, и ждать пока бензобак заполнится.

Рэйн нарушает тишину и умудряется сделать все еще более неловким.

— Не могу поверить, что у нас осталось всего три дня.

— Говори за себя, — огрызаюсь я.

— А, ну да. — Она хмурит брови, обдумывая мое заявление. — Эй, можно задать тебе вопрос?

Я пожимаю плечами. — Ты все равно это сделаешь.

— Если грядущее будущее будет таким же ужасным, как все говорят, то почему тогда ты так стараешься выжить? Я имею в виду, вдруг ты окажешься последним человеком на Земле?

— Тогда я буду королем этого гребаного мира, — невозмутимо отвечаю я.

Бак почти полон, поэтому я ставлю мотоцикл прямо, чтобы остановить поток.

Рэйн издает печальный смешок, когда я вытаскиваю шланг и завинчиваю крышку бензобака.

— Да, ты бы стал королем разоренной и разрушенной планеты.

Я пожимаю плечами и опускаю подставку мотоцикла. Я никогда ни с кем не обсуждаю свое дерьмо, но есть что-то в том, как эта девушка внимательно ловит каждое мое слово, поэтому они так легко покидают мой рот.

— Я считаю, что если смогу выжить в этом гребаном апокалипсисе, то тогда все, что я пережил, будет иметь какое-то значение, понимаешь? Например, это докажет, что вместо того, чтобы сломать меня… они сделали меня неуязвимым.

Большие, грустные глаза Рэйн начинают блестеть, и я сразу же жалею о том, что не смог сдержать свой гребаный рот на замке. Мне не нужна ее жалость. Мне нужно, чтобы она слушалась меня. Мне нужны ее ресурсы. И, если быть честным, я бы хотел прямо сейчас нагнуть ее над капотом этого грузовика.

— Они — это кто? — спрашивает она, когда я выдергиваю шланги из ее мертвой хватки и швыряю их в высокую траву.

— Это не имеет значения. — Я поднимаю с земли кобуру и осторожно надеваю обратно на майку. — Главное то, что если я все еще буду жив, а они — нет, то я победил.