К моему горлу сразу же подступает тошнота.

Уэс несется через поле к одному месту, где сейчас я меньше всего хочу находиться.

К единственному месту, которое, как он знает, пустует.

К желтому фермерскому дому с белой отделкой.

Я подъезжаю прямо к террасе этого маленького говнюка и использую свой шлем, чтобы выбить стекло в задней двери его дома. Надеюсь, Рэйн сказала правду, и его семья действительно уехала из города. Единственное, что деревенские жители любят больше Бога — это свое чертово оружие. И то, что мы вламываемся в их дом, может быть очень опасно.

Я просовываю руку через разбитое стекло и отпираю засов, радуясь, что это старомодный замок, не требующий ключа. Обернувшись, вижу, что Рэйн стоит на крыльце с капюшоном на голове и смотрит на дом так, словно он собирается съесть ее живьем. Я хватаю ее за локоть и завожу внутрь, в то время как еще одна молния попадает в лес и взрывается, как бомба.

Как только дверь закрывается, я убираю мокрые волосы с лица и шагаю на кухню. Просто не могу поверить в это дерьмо. Меньше чем в миле отсюда есть бетонное бомбоубежище, но сейчас во время грозы мне приходится находиться в этой деревянной коробке.

Я щелкаю по выключателю, и две люминесцентные лампы над головой оживают с глухим жужжанием.

По крайней мере, электричество еще не отключили.

Я даже не утруждаю себя проверкой наличия воды. Прямо сейчас ее столько сливается с неба, что хватит на всю жизнь.

Кухня выглядит такой же деревенской, как я и ожидал: бежевые обои с петухами, банки для печенья в форме петуха и маленькие петушиные солонки.

— Я смотрю твой бойфренд любитель петухов, — поддразниваю я, но когда оборачиваюсь, вижу, что Рэйн стоит там же, где я ее оставил — у задней двери, глядя на лужу у себя под ногами. — Ты в порядке?

Ее плечи сгорблены, а лицо полностью скрыто под мокрым капюшоном.

— Я… я не хочу здесь находиться, — бормочет она, не поднимая глаз.

— Ну, значит, нас двое. — Я открываю ближайший к себе шкаф. Тарелки. Следующий — еще тарелки. Следующий — кружки с гребаными петухами. — Как думаешь, твой парень оставил здесь хоть какую-нибудь еду?

Если бы я был уверен в том, что у меня все еще есть шанс трахнуть эту девчонку, я бы перестал напоминать ей о том, что у нее есть парень, который, возможно, все еще жив. Но, во-первых, я не могу вспомнить имя этого мелкого говнюка, поэтому мне приходится называть его «твой парень», и, во-вторых, основываясь на том факте, что сейчас мы стоим на его гребаной кухне, я могу сделать вывод: что секс исключен из меню.

Керамический петух заглядывает мне прямо в душу прямо перед тем, как я захлопываю четвертый шкаф.

Облом. Во всех отношениях.

Наверное, я мог бы проехать немного дальше и отвезти нас к дому Рэйн, но после того, как она вела себя прошлой ночью, я точно знаю, что и там она находиться не хочет.

— Пойду переоденусь, — бормочет она. Ее ботинки скрипят по линолеуму, когда она проходит через кухню в гостиную.

Ее настроение — это пример номер четыре тысячи восемьдесят пять того, почему всегда лучше уйти, чем остаться.

Обыскав все шкафы, ящики и кладовку я не нахожу ничего, кроме отравы для тараканов и другого петушиного дерьма, последняя надежда на холодильник. Понимаю, шансов мало, и я оказываюсь прав. Этот ублюдок все подчистил. Внутри только несколько пакетиков кетчупа из «Бургер Паласа» и полпачки сливочного масла. Но когда я открываю морозилку, то почти слышу пение ангелов. Мороженое, корн-доги, бисквиты, колбаски, пакеты с замороженными овощами и, как вишенка на торте, — наполовину полная бутылка водки «Серый Гусь».

Мама этого ублюдка только что стала моим новым героем… коллекция петухов и все такое.

Я откручиваю крышку и делаю глоток, когда в дверях появляется Рэйн. Она стоит с абсолютно удрученным выражением лица, одетая в длинную баскетбольную майку Франклин Спрингс и шорты, держа в руках сверток с мокрой одеждой.

— Какого хрена на тебе надето? — Я кашляю, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Это все, что я смогла найти, — огрызается она.

Румянец заливает ее щеки, когда она смотрит вниз на спортивную униформу, свисающую с ее изгибов. Голос у нее тихий и полный раскаяния, но мне на это наплевать.

Рэйн — моя. Я похитил ее. Я использую ее. Я заставил ее кончить меньше часа назад, и мне не нравится, что она расхаживает передо мной в майке какого-то мудака.

— Его гребаное имя написано у тебя на спине.

— Это все, что я смогла найти! — кричит она, удивляя меня своим внезапным гневом. — Он все забрал!

Складывается ощущение, что мы больше не говорим об одежде, поэтому я открываю дверцу морозилки, надеясь отвлечь ее от этой темы, пока все не стало еще хуже.

— Не все.