— Уэс! Проснись!

Его веки резко распахиваются. Глаза насторожены, встревожены и направлены на меня, как лазерный прицел.

Я убираю руку.

— Эй! Все в порядке. Это был просто кошмар. Ты в безопасности.

Уэс моргает. Его взгляд блуждает по всему домику на дереве, направляется сквозь дверь позади меня, а затем снова останавливается на мне. Он все еще тяжело дышит, но его челюсть немного расслабляется.

— Все в порядке, — повторяю я.

Он делает глубокий вдох и проводит рукой по лицу.

— Черт! Сколько сейчас времени?

— Не знаю. Я перестала носить с собой телефон, когда сотовые вышки рухнули. — Я смотрю на улицу и замечаю слабую оранжевую дымку в том месте, где верхушки деревьев сливаются с небом. — Может быть полседьмого? Уже рассвет.

Уэс кивает и выпрямляется, потирая голову там, где всю ночь она была прижата к стене.

— Это было ужасно, да? — спрашиваю я, глядя на его измученный вид.

Он потягивается, насколько ему позволяет маленькое пространство домика, и смотрит на меня сонными глазами.

— Не всё.

Что-то в его тоне или, может быть, во взгляде заставляет мои щеки покраснеть.

— Ох. Эм, это хорошо. — Я поворачиваюсь и начинаю рыться в рюкзаке, пытаясь скрыть свой румянец.

— Ты что-то сделала с волосами? — Я не поднимаю глаз, но чувствую на себе его взгляд. — Они блестят.

— Ох. — Я смеюсь. — Да. Я проснулась прошлой ночью, когда услышала, как моя мама вернулась, и сбегала в дом, чтобы поздороваться. И решила, раз уж я там, то почему бы не принять душ, почистить зубы и переодеться, — я замолкаю, когда осознаю, что говорю бессвязно. Смотрю вниз на выглядывающие из-под толстовки узкие джинсы и кожаные ботинки, ощущая, как колючий жар начинает ползти вверх по моей шее. Мне хотелось надеть что-нибудь милое, но в то же время, подходящее для похода. Ну, знаете, такой идеальный наряд для выживания. А теперь я жалею, что не надела на голову мешок.

Уэс наклоняется вперед и заглядывает через мои волосы, которые я распрямила утюжком и выровняла кончики ножницами после неровной эктомии, которую сделала своим волосам прошлой ночью.

— Ты что, накрасилась?

— Да! И что?

Боже, теперь я кричу.

— Ты просто выглядишь… по-другому.

— Как скажешь. — Я достаю из рюкзака дорожный набор туалетных принадлежностей и полотенце и пихаю ему в грудь. — Ты можешь принять душ на улице, воспользовавшись садовым шлангом.

— Черт. — Уэс смеется. — Там же холодно.

— Очень, — я ухмыляюсь. — Поторопись. Я бы не хотела, чтобы ты снова потратил попусту весь свой драгоценный дневной свет. — Я бросаю ему в лицо его вчерашние слова, когда он ползет мимо меня к двери.

— Ты не идешь?

— Чтобы посмотреть, как ты моешься? Нет, спасибо, — закатываю глаза и изо всех сил стараюсь притвориться, что его идеальный точеный пресс вызывает у меня отвращение.

— Это хорошо, потому что на таком холоде все сильно съёжится.

Я смеюсь, пока Уэс спускается по лестнице, и кое-что вспоминаю. Как только он оказывается на земле, я высовываюсь из дверного проема и бросаю ему на лицо его гавайскую рубашку.

Уэс стягивает с головы синюю ткань и подносит к носу.

— Срань господня! Ты ее постирала?

— Да. Теперь она пахнет лучше, но, к сожалению, эта кровь никогда не отстирается.

На его лице сияет улыбка, от которой все мое тело начинает покалывать.

— Спасибо. — Уэс перекидывает рубашку через плечо и игриво смотрит на меня. — Ты точно не хочешь потереть мне спинку?

— Ха! И увидеть, как там у тебя все съёжилось? Я пас.

Уэс пожимает плечами и с ухмылкой на губах направляется через двор к другой стороне дома, где расположен садовый кран. В ту же секунду, как он скрывается из виду, я выдыхаю воздух, который сдерживала, и сую руку под толстовку. Схватив пузырек с гидрокодоном, который спрятала в лифчике, я достаю его и вытряхиваю на ладонь маленькую белую таблетку. Бросаю ее в рот и отпиваю из бутылки с водой, осознавая, что жидкость внутри нее плещется как сумасшедшая, благодаря моей дрожащей руке.

Вдвоем нам будет лучше.

Мне все равно, насколько этот рюкзак тяжелый. После того сна, который приснился мне этой ночью, он висит на спине у Рэйн.

Я надеваю шлем поверх высушенных полотенцем волос, но останавливаюсь, прежде чем запустить мотоцикл, опасаясь, что дерьмовый папаша Рэйн, услышав рев мотора, выбежит на улицу, размахивая оружием. Но, возможно, она говорила правду о том, что он все-таки глухой.