— Первой вашей заботой по приезду в столицу станет найти соответствующее вашим требованиям и средствам пристанище. Как только с поезда сойдете, к вам подбежит толпа комиссионеров гостиниц и меблированных комнат, они станут буквально рвать вас на части.

— А дороги ли гостиницы?

— Смотря какие. Первоклассные — от пяти рублей в сутки.

— Пять рублей! Господи, помилуй, да неужели так дорого?

— Ну это, говорю же вам, в первоклассном отеле, кроме того, в эту цену входит и завтрак, и обед.

— А нельзя ли найти что-нибудь попроще? Я несколько стеснен в средствах.

— Тогда вам в меблированные комнаты. Цена в них — рубль за номер, почти как во второразрядных гостиницах, но за эту цену вы будете иметь и завтрак, и самовар в любое время, и освещение без ограничений. Поверьте, если вы остановитесь в третьеразрядной гостинице за полтинник, в итоге потратите больше, там за любой шаг прислуги вам придется дополнительно платить.

— Ну, рубль в день при таких условиях я могу себе позволить.

— Тогда ищите комиссионера из «Пале-Рояль». Это меблированный дом на Пушкинской, рядом с вокзалом и Невским. Там за рубль в день отличные условия. В каждом нумере — электрическое освещение!

— Ух ты! А до Фонтанки далеко?

— Фонтанка большая, дом какой вам нужен?

— Семьдесят первый.

— Пешком — минут двадцать. А на извозчике за пять минут долетите. Больше тридцати копеек за такой конец не давайте.

— Скажите, а в баньку где сподручнее сходить?

— А там же, на Пушкинской, Мальцевские бани есть, весьма недурны. И стоят гривенник. Обедать вам удобнее в кухмистерских, они все неплохие, кроме греческих. Если вы своему здоровью не враг, в греческие не ходите. А лучше всего сходите в Гостиный двор, там внутри — прекрасная столовая. За сорок копеек накормят до отвала полным обедом.

В столицу прибыли точно по расписанию, в девять часов вечера. Иван Петрович высмотрел в толпе комиссионеров представителя «Пале-Рояля», передал в его цепкие руки Тараканова, просил заходить к нему на Галерную, но точного адреса не сказал, наверное, по забывчивости.

Тараканов расположился в гостиничной карете вместе с каким-то семейством, состоящим из супругов и двух маленьких сыновей. Ехали не более пяти минут. Ему пришлось сесть между мальчиками, которые прилипли к окнам, так что города из кареты он не увидел.

Остановились перед высоченным, аж в пять этажей, красивым зданием.

Комнату ему отвели на последнем, пятом этаже. Она была небольшой, но чистой и состояла из двух частей: гостиной и отделенной от нее альковом крохотной спаленки, в которой умещалась только кровать. Тараканов доел матушкины пирожки, первый раз в жизни вымылся в ванной, получил от коридорного замечание за то, что попытался прямо в ванной комнате постирать исподнее, сконфузился, ретировался в номер и завалился спать.

Утром Тараканов отправился на Фонтанку. «Пешком пройдусь, раз недалеко, тридцать копеек не лишние».

Он спросил дорогу у прохожего. Молодой человек в студенческой шинели и башлыке долго объяснял короткий путь, потом сам запутался в бесконечных «направо» и «налево», плюнул и показал самую легкообъяснимую дорогу:

— Сейчас идете на Невский, поворачиваете налево, идете до первой реки, где мост со статуями коней, потом… Вам какой дом?

— Семьдесят первый нумер.

— Так… Переходите мост и сразу налево. Около версты идти. Да и до моста с версту… Послушайте, возьмите извозчика!

Тараканов поблагодарил студента, но планы свои менять не стал.

Невский его оглушил. Такого великолепия он никогда не видел. Разглядывая фасады, Тараканов крутил задранной головой. Прохожим его приходилось обходить, многие по этому поводу вслух высказывали свое неудовольствие, а некоторые из этих многих — в весьма крепкой форме. Тараканов поминутно извинялся, но все равно на дорогу не смотрел, предпочитая наслаждаться столичной архитектурой. Он дошел до Аничкова моста, полюбовался скульптурами Клодта, пересек скованную ледяным панцирем реку и пошел по набережной. Сразу сделалось холоднее.

Хозяин фотомастерской Густав Антонович Янсон, ревельский немец, смотрел на фотографию Матильды всего лишь несколько секунд, гораздо меньше, чем до этого изучал полицейский билет Тараканова.

— Та, мне исвестен этот барышень. Она печаталь сразу дюшина карточки, а потом еще просил топечатать. Тоже дюшина. Это очень ретко кто делает. Я запоминаль.

— Давно это было?

— Не так тавно. Тва года насат.

— Скажите, а она сама за допечаткой приходила, или вы ей на дом носили?