Путилин велел выстроить контингент вдоль пирса и лично осматривал каждого зэка, как хозяин — барин рабочих лошадей. Народец был пока ещё трудом не замученный, физически здоров, но богатырской силой не блистал. Лишь один молодец выделялся статью, как племенной жеребец среди худородных кляч.

— Кто таков? — подошёл хозяин к видному парню.

— Казак Алексей Ермолаев, Ваше высокоблагородие! — вытянувшись во фрунт, стукнул каблуками лихой боец.

— Служивый? — удивлённо всплеснул руками чрезвычайно довольный чётким докладом майор. — Бориска, ану, подать дело Ермолаева мне в руки.

Услужливый клерк перелопатил кипу папок и поднёс нужную хозяину.

Путилин развязал тесёмки, раскрыл, бегло просмотрел глазами характеристику заключённого.

— Политический? Как же ты, награждённый двумя «Георгиевскими крестами» фронтовик, в этакую грязь — то полез?

— Напраслину возвели на меня злые люди. Никогда ничего плохого супротив Веры, Царя и Отечества не злоумышлял, Ваше высокоблагородие. Честно бился за страну и народ русский. И готов доказать сие беспримерным рвением и усердием в труде.

— Это как же? — опешил от напора такого энтузиазма хозяин каторги.

— Прошу, Ваше высокоблагородие, разрешения сколотить отдельную артель и выдать нагора двойную норму угля.

— И что ты за своё рвение просишь? — заподозрил подвох опытный управляющий. — Да и где дурней ещё таких сыщешь.

— Прошу лишь выдавать двойную «пайку» на каждого ударника труда, — простодушно улыбнулся парень. — Двоих фронтовых товарищей я уже имею, а остальных в артель наберу из политических. С уголовниками у меня отношения не сложились. Рука тяжёлая — могу зашибить слишком «борзых».

— Ага, вижу, четверых уж приголубил в иркутском каземате, — прочитал в деле майор. — Только тут я за убийство не жалую. Сразу душегубов вешаю. Мне на каторге железный порядок надобен.

— Вот и прошу, Ваше высокоблагородие, не искушать судьбу, и отделить политических от уголовников. А двойную выработку угля я гарантирую.

— Да откель у меня политические на каторге, — всплеснул руками начальник. — Тут же одни душегубы и грабители сидят.

— Господин майор, — осторожно подступил ближе клерк с бумагами на руках, — есть один у нас политический — Артёмом кличут. Он тоже из — за драки с убийством статью поменял на уголовную.

— Ладно, пусть хоть не артель, а маленькая бригада будет, — махнул рукой Путилин. — Всё же клок шерсти с драной овцы.

— Двойной паёк выдавать будете, так мы вчетвером за десятерых работать станем, — прельщал перспективами искуситель.

— Вижу, что силы в тебе немерено, — задумчиво оглядел атлета старик. — Но ведь остальные — то не богатыри. В чём секрет?

— Да с Дона я, Ваше высокоблагородие, а там шахт полно. Я уголь чую.

— Бориска, сведи солдатика с этим Артёмом. Если бывалый зэк признает молодого бригадиром, то пусть работают. Докладывай мне об успехах бригады ударников каждый день. Ермолаев, ещё есть какие пожелания?

— Прошу выделить мне отдельный участок шахты, чтобы ленивые урки под ногами не путались.

— Да где же я тебе ещё и отдельную шахту найду, — рассмеялся Путилин.

— А вы, Ваше высокоблагородие, пустите меня в старую выработку. Для маленькой отары и на вытоптанном поле корма полно.

— Ну, казак, дерзай! — одобрительно хлопнул по плечу странного парня старик. Понять всей потаённой сути он пока не мог, но по честному открытому лицу парня видел, что он, и правда, готов работать на совесть. А пронаблюдать за бригадой политических найдётся кому. Всё равно с острова бежать некуда. С другого края, злые япошки окопались, да и местное население тоже не любит вороватых каторжан. Даже если зэки лодку украдут и пролив переплывут, то всё одно в бескрайней дальневосточной тайге сгинут. Тут экспедиции с оружием и припасами пропадают каждый год, а уж голозадым каторжанам вообще не выжить в суровом краю.

Одним словом — край земли русской!

Прибывших заключённых увели с пристани в огороженную частоколом зону. Поверху заострённых брёвен накручена колючая проволока. По периметру зоны вышки с часовыми. Хозпостройки сколочены из досок, жилые бараки собраны из брёвен. Из каждого строения торчит печная труба. Прохладный ветер, налетавший с водных просторов, холодил кожу даже под одеждой.

Кандальников завели в кузню, сбили заклёпки на оковах. Однако, освободили не всех. С каторжан первого разряда, тех кому присудили больше двенадцати лет заключения, сняли только ручные кандалы, а бессрочных узников оставили в полном комплекте цепей. Так что Карпин и Волков, получившие по «десятке», счастливо потирали натёртые запястья и лодыжки, виновато кося взглядом на закованные ноги Алексея. Впрочем, похоже, казак не обращал особого внимания на «браслеты», словно не железный груз таскал, а лёгкие погремушки из фольги. Одно неудобство — кандалы широко шагать не позволяли, казаку приходилось семенить шажками.

— Ничего, лишний вес на ногах махать кайлом не помешает, — хихикнув, подбодрил толстомордый надзиратель, заводя артель Алексея в пустующий барак. — Жить, политические, туточки будете, чтобы с уголовниками меньше пересекаться. Бригадир, ты к зиме должон не меньше двух десятков артельщиков себе набрать. Зря топить пустой барак не станем, уплотним вас прибывшими душегубами. Покудова места вдосталь, и ночи тёплые, живите отдельно, но харчеваться будете в общей столовой. Чай можете у себя пить, посуду вечером получите.