Машинист дал гудок, хотя перед поездом лежали десять миль ровного, свободного пути. Паровоз радовался тому, что войне пришел конец. Слушая этот громкий, триумфальный рев, Питер закрыл глаза и попытался думать о жене и дочери, которые утром будут ждать его на перроне шумного чикагского вокзала...

ОБИТЕЛЬ СТРАДАНИЙ

– Скажите, что её хочет видеть мистер Блумер, - произнес Филип, вытянувшись со шляпой в руках перед элегантным портье. У служащего гостиницы были на удивление белые руки.

– Мисс Герри, вас желает видеть некий мистер Блумер, - сказал портье. Эта простая фраза прозвучали весьма элегантно. Произнося её, портье смотрел сквозь чисто выбритое, простоватое лицо Филипа вдаль, в глубину роскошного вестибюля.

Из телефонной трубки до слуха Филипа доносились все модуляции знаменитого голоса.

– Кто такой, дьявол его побери, этот самый мистер Блумер?
– ласково поинтересовался знаменитый голос.

Филип, испытывая неловкость, стеснительно повел под пальто плечами, а его торчащие из-под растрепанной шевелюры уши деревенского мальчишки залились краской.

– Я все слышал, - сказал он.
– Передайте ей, что меня зовут Филип Блумер, и что я написал пьесу "Обитель страданий".

– Это некий мистер Филип Блумер, - томно протянул портье, - и он утверждает, что написал пьесу. Какую-то "Обитель страданий".

– Он что, явился сюда лишь для того, чтобы поделиться со мной этой новостью?
– прогудел в трубке роскошный низкий голос.
– Передайте ему, что с его стороны это очень мило.

– Позвольте мне с ней поговорить, - сказал Филип, выхватывая трубку из бледной руки служителя гостиницы.
– Хэлло, - произнес он, дрожащим от смущения голосом.
– Я - Филип Блумер.

– Как вы поживаете, мистер Блумер?
– произнес полный очарования голос.

– Мисс Герри, речь идет о моей пьесе, - Филип пытался как можно скорее добраться до сути и выпалить подлежащее, сказуемое и дополнение, прежде чем она бросит трубку.
– Название пьесы: "Обитель страданий".

– А портье, мистер Блумер, сказал, что пьеса называется "Какая-то обитель страданий".

– Он ошибся.

– Он - болван, этот ваш портье, - сказал очаровательный голос.
– Я говорила ему это наверное тысячу раз.

– Я заходил в контору мистера Уилкса, - произнес, потерявший всякую надежду, Филип.
– И там мне сказали, что рукопись все ещё у вас.

– Какая ещё рукопись?
– спросила мисс Герри.

– Да, "Обитель страданий"!
– выкрикнул Филип, чувствуя, что уже начинает потеть.
– Когда я принес её в контору мистера Уилкеса, то предложил вас на главную роль и попросил переслать рукопись вам. Один человек из Театральной гильдии хочет на неё взглянуть, и я решил, что вы сможете мне вернуть рукопись, поскольку она у вас уже больше двух месяцев.

На противоположном конце провода воцарилась тишина. Очаровательный голосок, видимо, решил взять короткую передышку.

– Почему бы вам ни подняться ко мне, мистер Блумер?
– сказала, наконец, мисс Герри несколько призывным, но, тем не менее, преисполненным целомудрия тоном.

– Хорошо, мэм, - ответил Филип.

– Номер 1205, сэр, - сказал портье, осторожно приняв из рук Филипа трубку и нежно водрузив её на пьедестал.

Войдя в кабину лифта, Филип нервно взглянул на свое отражение в зеркале, поправил галстук и попытался пригладить волосы. Мистер Блумер был действительно очень похож на деревенского парнишку, работающего подручным на молочной ферме. Впрочем, судя по его виду, нельзя было исключить и того, что он пару лет проучился в сельскохозяйственной школе. Филип, по мере возможности, избегал контактов с театральным миром, поскольку знал - никто, увидев его, не поверит, что человек с подобной внешностью способен что-нибудь сочинять.

Покинув лифт, он прошагал по покрытому мягким ковром коридору до номера 1205. К металлическим дверям номера при помощи магнита был прикреплен листок бумаги. Филип собрался с духом и надавил на кнопку звонка.

Дверь ему открыла сама мисс Адель Герри. Она появилась перед ним высокая, темноволосая, благоухающая и такая женственная, в дневном туалете, открывающим взору не менее квадратного ярда пышной груди. Глаза мисс Герри сияли темным огнем. Этот огонь, пылавший во многих, сыгранных ею сценах, всегда приводил в восхищение таких знатоков театра, как Брукс Аткинсон, Мантл и Джон Мейсон. И вот теперь она стоит на пороге, обратив на него задумчивый взгляд. Ладонь её лежит на дверной ручке, волосы свободно закинуты назад, чуть-чуть на одну сторону.

– Я - мистер Блумер, - сказал Филип.

– Почему бы вам ни зайти ко мне?
– спросила она ласковым голосом, призванным успокоить деревенского парнишку - подручного на молочной ферме, и полностью отвечающим этой задаче.

– На ваших дверях - какая-то записка, - сказал Филип, безмерно радуясь тому, что у него оказалась наготове хотя бы одна фраза.

– Благодарю вас, - ответила она, снимая с металлических дверей бумажку.

– Видимо, послание от тайного вздыхателя, - с улыбкой сказал Филип. Неожиданно для самого себя, он решил проявить светскость, тем самым объявляя войну юному деревенскому увальню и уничтожая подручного на молочной ферме.