Рыдания, наконец, доконали мисс Герри. Небрежно бросив трубку, она медленно пробрела через комнату и с гримасой боли опустилась в глубокое кресло. Чумазая, растрепанная и с мокрым от слез лицом, она всем своим видом напоминала огорченного донельзя ребенка.

Филип глубоко вздохнул, повернулся и сказал хрипло:

– Я глубоко сожалею.

Вы ни в чем не виноваты, - произнесла она, сопровождая слова усталым взмахом руки.
– Я терплю вот уже три года. Вы же - всего лишь олицетворение обстоятельств.

– Благодарю вас, - испытывая облегчение, сказал Филип.

Вы только представьте себе, - простонала мисс Герри, казавшаяся в своем глубоком кресле несчастной девочкой.
– Я ещё так молода, а мне теперь никогда не удастся получить интересную роль. Никогда. Никогда. Только старые мамаши. Вот до чего довел меня этот негодяй! Постарайтесь не иметь никаких дел с этим человеком. Он маниакальный эгоист, и готов распять собственную мать ради заключительной сцены второго акта.
– Она вытерла глаза, окончательно размазав всю косметику и добавила со зловещим смехом: И он ещё хочет, чтобы я вышла за него замуж.

– Я глубоко сожалею, - повторил Филип. Не сумев найти другие слова, он снова стал ощущать себя деревенщиной. Подручным со скотного двора.
– Я очень и очень сожалею.

– Он говорит, что вы можете зайти и взять рукопись, - сказала мисс Герри.
– Ларри живет на противоположной стороне улицы в здании, именуемом "Чатам-хауз". Позвоните ему снизу от портье, и он спустится к вам с пьесой.

– Благодарю вас, мисс Герри, - промямлил Филип.

– Подойдите ко мне, - произнесла она. Слез в её глазах уже не было.

Филип медленно приблизился к актрисе, и та, прижав голову драматурга к своей груди, поцеловала его в лоб.

Затем, взяв его двумя руками за уши, мисс Герри сказала:

– Вы - славный, чистый и глупый мальчишка, - сказала она.
– Я рада, что в театре появляется новая поросль. А теперь идите.

Филип, доковылял до дверей и оглянулся. Он хотел сказать мисс Герри что-нибудь приятное, но, увидев, как она уныло сидит в кресле, уставив взгляд в пол, увидев её покрытое черными подтеками, огорченное лицо, со следами прожитых лет, передумал. Он тихо открыл дверь и так же тихо закрыл, выйдя в коридор.

Переходя улицу, Филип полной грудью вдыхал прохладный воздух и, войдя в вестибюль, сразу же позвонил Лоуренсу Уилксу. Он узнал Уилкса сразу, едва тот с манускриптом "Обители страданий" под мышкой успел выйти из кабины лифта. Уилкс был одет дорого и со вкусом, его очередная постановка снова оказалось хитом сезона, и он, судя по всему, недавно побывал у парикмахера. Несмотря на это, лицо его казалось измученным и безрадостным. Такие лица, судя по кинохронике, бывают у людей, сумевших укрыться от вражеских бомб, но не верящих, что им удастся сделать это в следующий раз.

– Мистер Уилкс, - негромко позвал Филип.

Уилкс посмотрел не Филипа, улыбнулся и, видимо, прощая его, сказал, забавно склонив голову на бок:

– Молодой человек, поскольку вы имеете дело с театром, вам надо на всю жизнь запомнить одну истину. Никогда не говорите актрисе, какой, по вашему мнению, тип, ей следует играть.

С этими словами он вручил Филипу манускрипт "Обители страданий", повернулся и направился назад к лифту. Филип, дождавшись, как за спиной измученного человека в великолепно сшитом костюме закрылась дверь кабины, выскочил на улицу и побежал через проезжую часть на противоположную сторону, где располагалась Театральная гильдия.

ПРИЧУДЫ ЛЮБВИ

– Уйду в монастырь, - заявила Кэтрин, покрепче прижимая учебники к телу.
– Оставлю мирскую жизнь.

Они шли по улице в направлении дома Харольда.

– Ты этого не сделаешь, - сказал Харольд, тревожно глядя на неё сквозь стекла очков.
– Твои тебе этого не позволят.

– А вот и позволят, - ответила Кэтрин. Она шагала, напряженно глядя прямо перед собой и мечтая о том, чтобы до дома Харольда идти надо было бы не менее десятка кварталов.
– Я католичка и могу поступить в монастырь.

– В этом нет никакой нужды, - сказал Харольд.

– Как ты думаешь, я красивая? Учти, комплименты мне не нужны. Я желаю услышать правду.

– Я думаю, что красивая, - сказал Харольд.
– Думаю, что ты, почти что самая красивая девочка в школе.

– Так все говорят, - согласилась Кэтрин. Её несколько беспокоили слова "почти что", но своего беспокойства она ничем не выдала.
– Я, конечно, так не думаю, но все остальные уверяют, что это - правда. Похоже, что ты тоже с этим не согласен.