Отца за шею в воздухе одной рукой держала мама, а второй лапой она вспарывала ему живот и грудную клетку. Папаша издал пару гортанных стонов и отрубился, а мама откинула его в сторону, возвращая рукам первозданный вид.

Она выглядела растерянной, смотрела себе под ноги плавающим взглядом. А затем вдруг перевела взгляд на моё лицо в глаза и сбивчиво заговорила:

— Он говорил, что мы заберём тебя и деток… Воспитывать будем правильно… Я бы никогда… Я бы его ещё тогда…

Не знаю, насколько сильно она травмировала отца, но сама, похоже, решила, что его убила. Вот только я слышала его пульс, и понимала, что рано или поздно он очнётся…

Нашу семейную драму заметили некоторые из тех, кто вполне успешно пытались разобраться с альфой, но кинулись защищать своего предводителя не они сами, а вызванная, видимо, подмога из-за ближайших кустов.

Пятеро полукровок надвигались на нас с мамой, собираясь, кажется, покромсать нас в фарш.

Но я была совершенно с этим не согласна. Мама всё ещё была растеряна, но, кажется, готова была меланхолично пришибить парочку безипостасных товарищей. А ещё я надеялась, что Кирилл всё-таки получил моё сообщение и, главное, понял его.

Потому что без него нам точно не выбраться отсюда живыми. Николай Георгиевич как-то ещё держится, но на его белой шкуре уже почти не осталось именно белых участков, весь он был покрыт кровью. Надеюсь, не только своей.

— Людмила Петровна! — воскликнул один из полукровок, надвигающихся на нас, — Что вы творите?!

Мы уже обошли машину и встали так, чтобы к машине можно было подобраться только одолев нас самих. Дети не плакали… и, надеюсь, с ними всё в порядке, потому что это странно.

На выпад полукровки мама ответила, выпустив когти. Она была настроена решительно, и мне вдруг стало стыдно за свои мысли о ненависти к ней. Но потом мне пришлось и самой “показывать зубки” новым знакомым, так что, мысли из головы испарились.

Преимущество было, конечно, на их стороне, но если мама пыталась как можно быстрее “ушатать” противника, что у неё почти что получалось, то я тянула время. Мне почему-то казалось, что Кирилл вот-вот появится здесь.

В любом случае, никто из шестнадцати прихвостней отца сейчас не мог пробраться к машине, где находились дети.

Парень, телосложением напоминающий шкаф, кинулся на меня со всей дури, но я почти успела уйти от удара, воспользовавшись тем, что я более юркая. Но сейчас на меня нападали сразу трое, двое пытались побороть маму, но она почти уже справилась с ними и вот-вот отвлечёт кого-нибудь на себя…

Вот только до этого “вот-вот” дожить ещё надо.

Кто-то из моих противников располосовал мою спину, прямо сквозь куртку, и я почувствовала достаточно сильную боль. Воспользовавшись моей растерянностью, полукровки накинулись на меня разом, втроём, но двоих тут же оттащила подоспевшая мама, а с третьим я кое-как разобралась сама… Кажется, парень теперь не досчитается глаза.

Но верх мы взяли ненадолго, полукровки быстро озверели, а мы выдохлись. Николай Георгиевич тоже уже сдавал позиции, хотя большинство из тех, кто на него напали, уже были раскиданы по дороге.

И тут мы все замерли, потому что послышался звук подъезжающей машины. И я ещё издалека поняла, что это Кирилл, поэтому с радостным кличем зубами вцепилась в щёку бугая, который собирался сломать мне рёбра. Я ему вырвала часть щеки, после чего сломала руку и отбежала в сторону. Полукровка взвыл, потому что болевой порог, похоже, был его слабым местом.

Гнал Кирилл быстро, начал притормаживать только в тот момент, когда подъехал ближе ко всей нашей частной компании. И тут большинство папашиных “друзей” решили самоустраниться, повалив в лес. Большинство из них оставляли за собой кровавые следы.

Самые смелые, то есть двое “наших” и пятеро из тех, кто нападал на отца Кирилла, решили “пободаться” с молодым альфой, но тот не стал даже обращаться: выпрыгнул из машины и сразу же уложил двоих, после чего ещё с двумя разобрался, а остальные всё-таки приняли самое верное решение, сверкнув пятками в дали.

Как только никого, кроме нас и полуживых тех на дороге не осталось, Кирилл бросился к отцу, накрывая его теперь уже человеческое тело собственной курткой.

Николай Георгиевич кашлял кровью и вообще выглядел очень и очень замученным… Не то слово, но как сказать иначе, не знаю.

Сразу же после этого он кинулся ко мне и молча прижал к себе. Затем отдышался и сказал:

— Сейчас скорая из клиники приедет и группа захвата… Тоже специализированная.

Я кивнула, а затем отстранилась, чтобы посмотреть, в порядке ли мама. Но она уже отошла в сторону, стоя за машиной… И пиная тушку отца. Подойдя к ней, я спросила: