— Ты обманул меня. Это свидание! — Задыхается она, оглядываясь. — Они вообще подают хот-доги?

Мне нужно прикусить улыбку. Она может сопротивляться, но я знаю, что она хочет это свидание. Она хочет, чтобы её любили. Я готов сделать это для неё. Сломать те стены, которые она возводит, чтобы защитить себя. Скоро она поймет, что они ей не нужны. Я всегда буду защищать её. Я так долго этим занимаюсь, что не думаю, что когда-нибудь смогу остановиться. Это часть того, кто я есть сейчас.

Я тяну её к себе, когда хостесс проводит нас к нашему столику. Когда мы садимся, Пейдж оглядывается вокруг, и я не могу оторвать от неё глаз. Она такая красивая со своими темно-синими глазами и каштановыми волосами.

— Эта хостесс должна держать глаза при себе, — говорит Пейдж, достаточно громко, чтобы все вокруг нас услышали. Мои глаза возвращаются к женщине, чьё лицо вспыхивает прежде, чем она устремляется обратно к стойке хостесс. Я даже не заметил её, но, очевидно, Пейдж заметила, что она заметила меня.

— Котёнок, я весь твой. Не надо ревновать.

— Я не ревную, — врёт она, и, блядь, это меня заводит. Её раздражает, даже если ей не о чем беспокоиться. Я знаю, что волнуюсь из-за неё. Я делал это годами. Всё это время было тяжело быть вдали от неё, иметь ограниченный контакт с ней. Молиться, чтобы ни один ублюдок не пытался забрать её у меня. Думая об этом, мне снились гребаные кошмары. Несмотря на то, что я знал, что ей нужно держаться подальше от Нью-Йорка и её отца, всё равно было больно, но я всегда ставил её прежде себя, и в то время было лучше, чтобы она была далеко.

Она уставилась на меня на секунду, полуулыбка, тянущаяся к губам. Она смотрит вниз на меню, пытаясь её спрятать. Понятно, что ей нравится это слышать, поэтому я делаю пометку, чтобы постоянно напоминать ей, что я никуда не уйду. Что я её.

— Ладно, у них есть чизбургер. Ты прощен, — говорит она, глядя на соседний столик.

Её взгляд прослеживает до потолка, где дерево выложено, как шестиугольные кусочки головоломки. Я убежден, что это мило; на картинках это выглядело именно так. Но зачем мне смотреть на него, если передо мной стоит самая красивая вещь в мире, которую я пытаюсь сделать своей так долго, что кажется вечностью?

Подходит официантка, и Пейдж смотрит вниз на меню, а потом на меня.

— Что вы будете пить?

— Мы оба выпьем сезонное белое, пожалуйста, — говорю я, не отрывая глаз от Пейдж. Она делает ещё один вдох, как будто раздражена, но кивает, и официантка уходит.

— Почему ты просто не пригласил меня на свидание?

Я улыбаюсь ей и беру её руки через стол, притягивая их ко мне, чтобы я мог их держать.

— Потому что тебе нравится бороться со мной, вместо того, чтобы делать то, что ты хочешь. — Я поднимаю бровь, но она этого не отрицает. Ей нравится, когда я беру на себя ответственность. Слишком много лет она делала все сама. — Плюс, каждый раз, когда мы одни, ты избиваешь меня.

Она пытается убрать свои руки от моих, но я держу её крепко. Я не отпущу её. Потому что мы оба знаем, что она этого не хочет, и я тоже не хочу её отпускать. Никогда не хочу.

— Нет, не хочу! Это совсем наоборот. — Она отрицает обвинение, но её щеки покраснели. Маленькие веснушки на её носу выделяются ещё ярче, и она выглядит моложе, чем есть на самом деле. Она выглядит невинной.

— Когда я узнаю, что ты хочешь меня не только ради моего тела, тогда я позволю тебе сделать все по-твоему. — Говорю я ей.

Она улыбается, а потом пожимает плечами.

— Ты не весёлый.

Она подмигивает мне я это отзывается прямо в моём члене. Она заставила меня сломаться прошлой ночью. Я просто хотел полежать с ней в постели. Чтобы она привыкла, что я рядом и никуда не уйду. Но потом держать её маленькое тело подо мной, умоляющую меня делать то, о чём я мечтал годами… Мужчина может иметь только столько контроля, и я сорвался. И она была права. Давненько я не был с женщиной — задолго до того, как она вошла в мою жизнь. Секс никогда не был тем, чего я жаждал до неё. Но с ней — да. Я не могу остановить себя.

Официантка возвращается с нашим пивом и спрашивает, была ли у нас возможность взглянуть на меню.

— Мы будем два бургера "Ангус" с беконом и сыром. Она будет с майонезом и кетчупом, но без лука и маринованных огурцов, а я возьму так, как есть. Мы хотим дюжину крылышек, половину лёгких, половину острых, попкорн с трюфельным маслом и нарезанную картошку фри. Вот так и должно быть.

Пейдж начинает что-то говорить, но я делаю это вместо неё.

— А потом мы бы хотели посмотреть десертное меню, когда закончим.

Она вздыхает достаточно громко, чтобы официантка рассмеялась, но она все это записывает и уходит.

— Ты хуже всех, — говорит Пейдж, и я отпустил одну из её рук, чтобы она могла выпить пива.

— Я худший, потому что знаю о тебе всё.

На секунду её глаза расширяются, а потом она смотрит в сторону.

— Ты не знаешь всего.

Я знаю все. Но мне не нужно ей это говорить.

— Я знаю, что важно. Например, какие бургеры ты будешь и какое пиво предпочитаешь. Я знаю, что когда ты на работе откидываешься на стул, ты крутишь волосы левой рукой. Я знаю, что тебе нравится подниматься по лестнице по две ступеньки за раз, хотя твои ноги в половину длины большинства людей. Я знаю, что тебе нравится запах лимонов и ты предпочитаешь еду цветам. Я знаю, что твои ресницы трепещут, когда тебе снятся плохие сны, и я знаю, что поцелуй под ухом остановит их. — Её голубые глаза прикованы к моим, и я пробегаю большим пальцем по её запястью.