— Каша, я думаю, это тебя, — кричит Эмитт.

Я в замешательстве направляюсь к двери. Когда я добираюсь до нее, Эмитт улыбается, прислонившись к двери, а посыльный протягивает мне две вазы с розами.

Эмитт помогает мне их взять, а я расписываюсь в документах

— Кто прислал эти…

Доставщик уходит прежде, чем успеваю закончить свой вопрос, делая вид, что у него есть более важные дела, чем доставка роз из фургона доставки роз, за что ему платят.

— А не грубо ли? — ворчу я, пытаясь найти карточку.

— На этом нет карточки, — говорит Эмитт, явно пытаясь помочь мне.

На единственной карточке просто написано: «КАША».

На мгновение я задумываюсь о Романе, но потом вспоминаю, что мама любит розы. Теперь, когда мы помирились и начали регулярно разговаривать, я уверена, что это она посылает мне оставшуюся оливковую ветвь в знак примирения… или, может быть, типа разновидность дерева или что-то еще.

Мы с Эмиттом кладем розы и пожимаем плечами в недоумении.

— Ты сегодня вернешься к нам на работу? — спрашивает он, когда я иду за ним по лабиринту, который мы называем домом, прихватив с собой бутерброд.

— Просто позволю папе загрузить всю информацию с Джилл, — рассеянно говорю я, прежде чем откусить кусочек.

На папе странные маленькие очки, которые с каждым годом становятся все удлиненнее. У них сейчас тема с заостренными оправами. Он приподнимает один слой увеличительных стекол, отворачивая их в сторону. Потом еще, и еще, и… Блин. Сколько их у него там?

Наконец, он добирается до тех линз, которые не делают его глаза похожими на глаза инопланетной рыбы.

— Каша! Останови поток этих чертовых сообщений! — рявкает он, а я ухмыляюсь, как озорная девчонка.

— Что? Не знаешь, как переписываться с дышащими женщинами? — говорю с тенью удивления.

Эмитт давится, и Дженни — вторая, молодая и очень милая практикантка отца — роняет свои инструменты на пол, прежде чем споткнуться. В свете прошедших событий, это больше похоже на некрофилию, чем… как называется фетиш на перепихон с пластиковой куклой?

У папы сейчас нездорово красный цвет лица.

Зарвалась, Каша.

— Это был просто эксперимент! — шипит папа, только подогревая слух о пристрастии к некрофилии.

Очевидно, хорошая дочь прекратила бы это, чтобы его интерны не трезвонили повсюду о том, что он подтрахивает мертвых.

— Это был эксперимент по определению того, насколько глубоко твой член может погрузиться в вычурную надувную бабу? Или ты замерял свою скорость? Может быть, выносливость? — я останавливаюсь, потому что меня тошнит. Также выбрасываю остатки сэндвича в мусорное ведро, потому что у меня пропал аппетит.

Глаза отца чуть не вылезают из орбит, а Эмитт оборачивается, сотрясаясь от беззвучного смеха. Дженни в ужасе смотрит на отца, ожидая подтверждения. Бедная девушка. Ей едва исполнилось двадцать, и безумие, царящее в доме Дженсенов, постепенно развратило ее.

— Пожалуй, я лучше постою вон там, — говорит Дженни, направляясь к машине, в которой больше всего колокольчиков и свистулек.

Эмитт следует за ней, поднимая руки в жесте «какого хрена» и улыбаясь мне. Я только пожимаю плечами в ответ. Легкая усмешка трогает мои губы, когда Дженни спотыкается и роняет отвертку. Как только Эмитт наклоняется, чтобы поднять ее, она смотрит на его задницу. Вздох. Она определенно стала испорченной. Надеюсь, когда-нибудь мне снова понравится эта задница.

— Мы больше не обсуждаем мою личную жизнь, — шипит папа.

— Это ты так говоришь, — язвительно замечаю я, переводя взгляд на разъяренного отца.

— А как насчет твоей личной жизни? — интересуется папа, выгибая бровь. — Твоя мать позвонила и сказала, что мне лучше убедиться, что ты не против того, чтобы переехать от меня, если у вас с Роландом все срастется.

— Романом, — решительно поправляю я. — Но ничего не вышло, так что не беспокойся.

Я не упоминаю о загадочных посланиях, потому что не уверена, что понимаю их смысл.

— Это он… — умолкает он, нахмурив брови.

— Парень, который видел тебя по самые яйца в «пластиковой Сьюзи»? Еще бы.

Он издает стон.

— Ты никогда не забудешь об этом, верно?

Воздух прорезает звук дверного звонка, предупреждая нас, что сегодня утром у парадной двери основного дома нас ожидает еще один гость. Эмитт трусцой бежит через весь склад, чтобы открыть дверь, в то время как глаза Дженни всю дорогу бегают по его твердым ягодицам.

— Из-за этого у меня на всю жизнь остались шрамы. Так что нет, я не позволю тебе забыть об этом в ближайшее время.