О, все эти оргазмы. Я хочу все оргазмы.

Он просто продолжает ухмыляться, что приводит меня в бешенство, не говоря ни слова, он обходит меня, чтобы направиться в мою спальню. Можно подумать, что он бывал здесь сотни раз, учитывая, как легко и просто он прокладывает себе путь. Опять же, у меня небольшая гостиная, крошечная ванная комната, намек на спальню и половина кухни, которой отчаянно нужен ремонт, так что здесь не так сложно ориентироваться.

Он воспользуется дорожкой между коробками, и я щурю глаза, когда он хватает сумку с пола и открывает ее.

— Ты имеешь какое-то отношение ко всему этому? — спрашиваю я, указывая вокруг себя. — А зачем ты украл мою руку? Что это за странные картинки, на которых моя рука трогает гайки грузовиков и сиськи манекенов?

Он почти улыбается. Почти.

— Я не крал твою руку. Я забрал ее у Малдеров до того, как уехал оттуда. Нам с Андерсоном пришлось поработать вместе, чтобы вернуть эту чертову штуку в целости, потому что это чертовски злобные детишки. А что касается фотографий… тебя разозлило, что я их отправил и не ответил, когда ты мне писала? — он задумчиво смотрит на меня, положив руки на обтянутые полотенцем бедра.

— Это раздражало. Какой в этом смысл?

— Какой был смысл отсасывать мне, потом скакать на моем члене подобно чемпионке какого-нибудь родео, прежде чем погрузить меня в вызванную оргазмом кому, а потом, не сказав ни слова, смыться до того, как я проснусь?

Ну, это звучит чересчур преувеличенно.

— Я плохо прощаюсь, — ворчу я, теребя воображаемую ворсинку на футболке, не в силах больше смотреть на него.

— Да и по части ухаживаний ты не очень, — вздыхает он, заставляя меня снова посмотреть на него, нахмурив брови.

— Что?

— Ты не умеешь ухаживать, — повторяет он. — Ты должна была убедить меня приехать к тебе после свадьбы, но вместо этого струсила. Хотя я ожидал этого, — говорит он, небрежно пожимая плечами.

— О чем ты говоришь?

Тень улыбки мелькает в уголках его губ.

— Ты самое захватывающее противоречие, которое я когда-либо встречал. Ты хочешь быть холодной и жесткой, но на самом деле ты самая теплая и нежная девушка на свете. Ты не уверена в себе и высмеиваешь свою неуверенность, но на самом деле ты просто защищаешься от тех, кто использует эту неуверенность против тебя. Ты конкурентоспособна и ненавидишь проигрывать, но ты также можешь проглотить свою гордость и признать, когда ты в чем-то неправа. Ты сильная, быстро оправляешься от невзгод и хочешь лучшего для всех, но при этом ты не будешь стремиться к тому, чего хочешь лично ты, из-за глубоко укоренившегося страха быть отвергнутой. Ты такая же хрупкая, как и сильная, — говорит он, все еще изучая меня.

Он что прямо сейчас пытается заставить меня почувствовать себя голой? Потому что это работает.

— Это также ново, как и раздражающе невыносимо, — говорит он со вздохом. — Крайняя степень противоречия.

— И поэтому ты всю неделю фотографировал мой протез, вытворяя странные вещи? — спрашиваю я, пытаясь следовать его логике и уйти от серьезности, когда он разрывает меня на части, обнажая все мои внутренние страхи.

— Нет. Я сделал это, потому что ты разозлила меня тем, что просто ушла, не сказав ни слова, в то время как я все еще спал, будучи в буквальном смысле выпотрошенным. По крайней мере, на несколько дней, я хотел, чтобы ты почувствовала часть того разочарования и сумасшествия, которые ты заставляешь меня переживать. — Его челюсть подергивается, а я сдерживаю улыбку.

Не знаю, почему мне смешно, когда он злится, но мне смешно.

— Я свожу тебя с ума?

— Однозначно, — невозмутимо отвечает он.

— И это все? — спрашиваю я, указывая на коробки и цветы. Здесь гораздо больше цветов, чем я заметила, когда ввалилась сюда. Все виды цветов. Розы. Лилии. Тюльпаны — тюльпаны, правда что ли? Всего и не перечесть, что есть в моей комнате. Уверена, что у моего окна есть даже экземпляр венериной мухоловки.

Он открывает коробку, достает маленькую белую коробочку и бросает ее мне. Я ловлю ее правой рукой и смотрю на маленькую коробочку. Это апельсины в шоколаде.

— Между прочим, это должно было обойтись мне в два оргазма, — говорит он, а его губы застывают в ухмылке.

— Что?

Он жестикулирует

Разве ты не читала записку?

— Все эти грёбаные ухаживания?

Он кивает, его самоуверенность непоколебима.

— Совершенно очевидно, что ты не умеешь ухаживать, так что вся это романтичная фигня была на мне. Я знаю, как ухаживать. Ты хотела цветы, апельсины в шоколаде и клубнику, и тебе нравится твое странное нижнее белье.

Он открывает другую коробку, и я роняю конфеты — ужас! — чтобы поймать пару трусиков, которые он бросает мне в голову без предупреждения. Я смеюсь, когда читаю надпись на них. «Клитор здесь». Есть даже стрелка, указывающая на ту часть тела, в поисках которой большинству парней понадобится анатомический атлас.

— Ты не уточнила, какие цветы любишь, поэтому я приобрел понемногу из каждой партии, что у них были. Для справки: некоторые коробки пусты, но я подумал, что это будет иметь больший эффект, если твою квартирку завалят ими, — добавляет он, затем оглядывается. — Правда, не представлял, что они займут столько места.

— Это маленькая квартирка над гаражом. Не дом.

Он снова поворачивается ко мне, а я изо всех сил стараюсь не дать ногам превратиться в желе. За мной никогда раньше не ухаживали.