— Ребята, вы видели тех, кто управляет этим трактором? — спрашиваю я невинно.

— Что ты нам дашь, если мы тебе расскажем? — спрашивает меня двенадцатилетний мальчик, скрестив руки на груди.

— Ничего. Я просто хотела сказать им, что они забыли ключи в замке зажигания.

Я говорю об этом на случай, если они настолько глупы, чтобы догадаться самим. Что-то зловещее промелькивает в их глазах, когда они обмениваются взглядами, а я скрываю дрожь предвкушения. Серьезно, это самые жуткие создания, которых я когда-либо видела.

— Мы сообщим об этом кому-нибудь, — врет мальчик, и я благодарю их, как будто купилась на это.

Возвращаюсь как раз тогда, когда Роман подходит ко мне с бутылкой воды, и в его взгляде чувствуется подозрительность. Наверное, потому что я улыбаюсь, как маленькая девочка, у которой есть большой секрет.

— Что ты натворила? — спрашивает он меня.

— Ничего. Спасибо за воду.

Выхватываю бутылку из его рук, но он притягивает меня к себе. Когда я в замешательстве смотрю на него, он приподнимает бровь.

— Насчет ухаживания, — говорит он, напоминая мне, что мы как раз играли в эту игру.

— Видишь ли, насчет этого просто пошутила. Ты слишком близок к моей матери, чтобы я могла играть с тобой и не считаю, что мы совместимы, — говорю ему, похлопывая его своей робо-рукой по груди.

Как только собираюсь отстраниться, он засовывает руку мне в волосы, и его губы прикасаются к моим, заставляя заткнуться каждую чертову извилину, производящую мысли в моей голове. Мои губы раздвигаются сами по себе, а его язык, похоже, только этого и ждет, потому что я начинаю терять остатки своего рассудка, когда он врывается в мой рот.

Бабочки, которых игнорировала, вспыхивают пламенем, когда каждая частица в моем теле начинает болеть и жаждать большего, и я выпускаю воду из рук, чтобы обернуть руки вокруг его шеи и притянуть его максимально близко к себе. Когда издаю протяжный стон в его рот, он лишь улыбается, а затем резко отстраняется.

Мои глаза все еще закрыты, и я наклоняюсь вперед к пустому пространству между нами, когда он отпускает меня. Медленно мои глаза открываются, и я вижу, как он ухмыляется мне. Снова.

— Ага. Совсем несовместимы. Я полностью согласен, — говорит мне этот нахальный говнюк, прежде чем повернуться и уйти.

Все таращатся на меня, но мне все же хватает сил, чтобы удержаться от падения. Мне определенно нужно сменить нижнее белье прямо сейчас. Его язык восхитителен, и я уверена, что он мог бы довести до множественного оргазма без особого труда.

В то время как моя голова забита всякими пошлыми мыслями, я едва различаю звук заводящегося мотора, пока еще громче не раздается мужской крик — если вообще есть такая вещь как мужской крик.

Я кручу головой по сторонам, замечая, как дети Малдера начинают отъезжать на тракторе, покатываясь со смеху, а передвижной биотуалет катится пять или шесть раз, прежде чем Андерсон успевает вырваться из его плена и покатиться по земле. При этом он с ног до головы покрыт чем-то напоминающим грязь, что грязью не является.

Прикрывая рот, я сдерживаю смех, который пытается вырваться на свободу, и мой взгляд упирается в два знакомых голубых глаза, когда Роман поворачивается, чтобы одарить меня вопросительным взглядом из серии: «Ты что, правда, это сделала?»

И саботаж начался.

Свист и хихиканье позади меня напоминают мне, что и я попала под раздачу. Самое время переодеться во что-то, что не продемонстрирует присутствующим комплект моего нижнего белья к концу этого вечера.

Хенли

Я испытываю соблазн отсидеться в комнате до конца дня и устроить отдых своей многострадальной заднице, но ясно, что Лидия хотела бы побыть одна, поэтому неохотно сижу снаружи, наблюдая за свадебной Олимпиадой. Я игнорирую насмешки и шепот гостей, сидящих вокруг меня. Никто не спрашивал, что случилось на зиплайне, но все кивают и тянут лыбу, что становится ясно, что каждый уже в курсе. Как бы то ни было, они все могут поцеловать мою опухшую, красную задницу в самую мясистую ее часть.

— Эй, цыпа, как поживает твоя задница?

Дэвис садится рядом со мной, а я стараюсь не рассмеяться, услышав прозвище, которое он посмел приклеить ко мне несколько лет тому назад. Хенли принято сокращать до Хен, что в переводе с английского значит обидное «курица», но Дэвис пошел дальше. Я всегда притворялась, что ненавижу его, когда была ребенком, но втайне мне ужасно нравилось, что он зовет меня таким милым прозвищем, каким бы нелепым оно не казалось.

— Не называй меня так и перестань думать о моей заднице.