— А если и так?

Его вопрос застает меня врасплох, и я смеюсь.

— Ты просто собираешься порвать со своей жизнью и переехать к женщине, с которой встречаешься всего неделю? Ты даже толком меня не знаешь.

Его большая ладонь обхватывает мою щеку, а губы впиваются в мои в долгом, опустошающе-нежном поцелуе.

— Я знаю тебя с начальной школы, Цыпленок. Ты не изменилась.

Он ошибается. Я не так легко иду на риск, как раньше. После того, как он вырвал мое сердце, научилась не подходить слишком близко, и, как правило, встречаюсь с парнями, которые, как я точно знаю, неправильны для меня, чтобы соблюдать эту жизненно важную дистанцию. У них никогда не будет шанса бросить меня, потому что это я их бросаю.

— Вообще-то, изменилась. Я не вкладываю всю свою надежду в глупые мечты, как было в подростковом возрасте. Счастливое будущее прописано только в сказках. Все намного проще, когда я смотрю в лицо реальности. Когда-то я любила тебя, но теперь все кончено. Прощаю тебя за то, что ты бросил меня, но даже если бы расстояние не было проблемой, мы не могли бы быть вместе. Я бы просто ждала того дня, когда проснусь и обнаружу, что тебя снова нет рядом.

Его грудь поднимается и опускается с глубоким вздохом.

— Прости, Хен. Я не хотел тебя так обидеть. Как бы мне не была ненавистна эта мысль, ты была такой умной и красивой, что я предположил, что ты заменила меня, и сожгла мосты.

Как он мог так подумать? Я сглатываю комок в горле.

— У меня нет ни одного хорошего воспоминания о детстве без тебя. Я не просто потеряла того, кого любила, потеряла самого близкого друга. — Посмотрев на него, я спрашиваю. — Ты скучаешь по мне? Все эти годы ты думал обо мне?

— Конечно, думал. В первый год я так страдал, что едва мог делать обыденные вещи. И когда я, наконец, поинтересовался у брата о тебе, он сказал, что ты переехала, поступила в колледж. У тебя все было в порядке, а мне же нечего было тебе предложить. Моя мать была якорем на шее. Я сожалею о том, что ушел и не связался с тобой до сих пор, но не сожалею о том, что вытащил тебя из этой передряги. Ты заслуживала лучшего. Но теперь нас ничто не разделяет.

Вообще-то разделяет. Мой мозг говорит мне бежать из-за того, что случилось в прошлый раз, единственный раз, когда я была влюблена. Не хочу ошибиться снова. Может быть, у нас будет несколько месяцев, до того, как наскучу ему, а потом он уедет, и я снова останусь ни с чем. Может, моя жизнь и не идеальна, но я счастлива. Мне просто нужно вернуться домой к своей рутине, о которой нужно вспомнить.

— Мне очень жаль. Я хочу оставаться на связи, но больше ничего обещать не могу. Я всегда буду заботиться о тебе, но я уже не та, кого ты оставил в постели прошлый раз.

Он снова вздыхает, крепче обнимая меня, и я поворачиваюсь, чтобы поцеловать его в последний раз, прежде чем встать на ноги и направиться обратно в особняк. Я не должна оглядываться, но ничего не могу с собой поделать. При виде его, сидящего на ступеньках беседки с галстуком в руке и печально глядящего в землю, у меня текут слезы. Это никогда не сработает. Я поступаю правильно.

Не так ли?

Каша

— Отдай мне это! — рявкаю я, борясь с птичьим апокалипсисом, чтобы вырвать кошелек у упрямой, безжалостной, злобной чайки.

Она тянет на себя. Я тяну. Джилл тянет. И двое против одного, в конце концов, побеждают, но когда крылатый зверь отпускает мой кошелек, инерционное движение направлено в мою сторону. Крик срывается с моих губ, когда я отъезжаю назад, скользя по земле в платье за восемь тысяч долларов, которое мама купила мне накануне вечером — платье, которое мне действительно идет.

Мне тоже нравится это платье, черт возьми!

— Я была сексуальна в нем, засранка! — кричу я на птицу, которая… Эта ублюдочная тварь, что смеется надо мной? Я ни к кому конкретно не обращаюсь, обвиняюще тыча пальцем в обидчика.

Роман внезапно поднимает меня с земли за руки, пока мои ноги снова не касаются твердой почвы. Он пытается говорить сквозь смех, но безуспешно. Я свирепо смотрю на него, когда он, наконец, берет свою несвоевременную вспышку веселья под контроль, но потом снова сгибается пополам, теряя самообладание.

— Нет! — кричит мама, борясь за подушечку для колец — к которой все еще привязаны кольца — с особенно настырной чайкой, у которой глаз наметан на изысканные украшения.

Хит подныривает, хватая птицу, а мама буквально падает в обморок от его героизма.

— Это не моя вина! — кричу я ей, просто чтобы удостовериться в том, что она это знает.

Это полностью вина Хенли. И сорванцов Малдеров. Это не моя вина. По большей части вина не моя. Я всего лишь помогала ей поменять голубей на чаек.