Наша последняя ночь. Нет, наша последняя ночь здесь. Этот мимолетный момент ощущения себя особенной оказывается одномоментно под ворсовым ковриком и всем тем, что обычно оказывается под ним у тех, кому лень выбрасывать мусор.

— Вообще-то, это наши последние два часа. Лидия и Хенли решили, что мы уедем пораньше, — говорю я ему, натянуто и вымучено улыбаясь.

Его ухмылка мгновенно исчезает.

— Что? Почему? Я думал, ты не уедешь до завтра.

Я пожимаю плечами и поджимаю губы. Он зол. Определенно зол. Это значит, что Роман хочет проводить со мной больше времени и, без сомнения, спросит, когда мы снова увидимся.

Надежда прошивает мое тело, наполняя его новым трепетом.

Он проводит рукой по волосам, взъерошивая их.

— Ну, я собирался узнать, не хочешь ли ты поехать в город и, может быть, провести там вечер, но, думаю, на это нет времени.

Похоже, ему это тоже не нравится. Эти бабочки надежды машут своими маленькими крылышками внутри меня, как будто они только что нашли свою дозу крэка и не могут замедлиться.

— Ну, если у нас осталось всего пару часов, — говорит он, и бабочки вспыхивают, превращаясь в пепел, когда взрываются, — давай хорошенько постараемся провести их с пользой.

Одним быстрым движением он притягивает меня к себе, а я веду неравный бой между гордостью и желанием. Я пожалею о том, что отказалась от последнего раза быть с ним только потому, что моя гордость чувствует, что стою большего. Я стою большего. Но… к черту все. Я устала думать. Слишком утомительно пытаться стать взрослой.

Моя здоровая рука перебирает пряди его волос, а Джилл скользит по его плечу. Он так любит целовать меня, что даже не жалуется на то, что она подобралась слишком близко к его горлу.

Одна его рука скользит вниз, хватая меня за задницу, и я стону ему в рот, когда Роман начинает вести меня обратно, заставляя мои ноги слепо следовать по пути в обратном направлении. Он поднимает меня на лестнице, и мои ноги болтаются, но наши губы при этом не разлипаются.

В том, как он целует меня, почти чувствуется отчаяние, как будто этот мужчина против того, чтобы превращать все в интрижку, каковой являюсь для него я. Но он ничего не говорит. Изливает весь свой гнев в этот поцелуй, и я чувствую его вкус, потому что в этот раз он грубее… почти наказывает меня за столь ранний побег.

Даже в том, как он обнимает меня, чувствуется грубость, а я думаю, что здесь чертовски жарко. Может, на этой неделе мне следовало больше злить его, а не пытаться заставить влюбиться в меня.

Когда мои ноги касаются пола, Роман запускает обе руки в мои волосы, его пальцы запутываются в прядях без нежности или осторожности. Мы падаем на кровать с тем же безрассудством. Даже не уверена, когда мы оказались в его комнате — думаю, это его комната.

Я снова стону, когда он вжимается в меня, его бедра идеально располагаются между моих ног для максимального контакта. Он вбирает в себя мои звуки, пропуская руку между нашими телами, чтобы задрать юбку на моих бедрах. Но я должна произвести впечатление.

С помощью Джилл я отталкиваю его от себя, и он падает на кровать, удивленно моргая. Его удивление заканчивается, когда Джилл, как дикарка, рвет на нем штаны. Блин, мне, правда, нужно держать в уме, какая она сильная.

Вздох, похожий на шипение, срывается с его губ, когда он напрягается, а я издаю внутренний стон. Это должно было быть намного сексуальнее, по крайней мере, так было… в моей голове.

— Извини, — говорю я ему, гримасничая, указывая на изуродованный перед его штанов.

— Пока, Джилл, — весело говорит он.

Нет. Нет. Нет. Мне не нужны развлечения. Я хочу жесткую сексуальность.

Решившись, я поспешно отстегиваю Джилл, а он смотрит на меня, не сводя глаз с моего лица, когда бросаю ее на пол. Она барахтается на земле, производя некоторое количество шума, так как пластырь все еще на моей шее и командует ею без учета моих намерений.

Пытаясь спасти свою сексуальность, я наклоняюсь и стягиваю с него трусы. Он приподнимает бедра, помогая мне стянуть их и штаны с ног, и его очень заметная эрекция внезапно оказывается перед моим лицом. Я беру головку его члена в рот без предупреждения, минуя все прелюдии.

На этот раз, когда его дыхание со свистом вырывается сквозь зубы, причина совершенно иная. За этим вздохом следует стон, и одна из его рук вонзается в мои волосы, когда я втягиваю в себя всю его длину еще глубже.

— Что, черт возьми, ты со мной делаешь? — стонет он, когда я медленно поднимаюсь.

Мои глаза встречаются с его, когда его член вырывается из моего рта, и я держу его рукой, пока говорю.

— Хочу убедиться, что ты меня запомнишь, — тихо говорю я.

Во взгляде мелькает какое-то неведомое чувство, но я снова беру его в рот, заканчивая взгляд сексуальными воспоминаниями, которые я намереваюсь запечатлеть в нем, как только он будет думать об этой сумасшедшей неделе.