Он выгибает бровь.

— По крайней мере, ты не утратила способности рисовать яркие образы.

— Это, мой грёбаный сводный брат, все никак не исчезнет. — Я похлопываю его по плечу, он закатывает глаза, но я замечаю легкую улыбку, которая растягивает его губы.

— Как я узнаю, что готов? — спрашивает он. Он задает вопрос так тихо, что я едва могу его расслышать. — А что, если это именно я?

Угнетающая мысль. Когда-то я считала, что размышления Андерсона так же глубоки, как чайная ложка дождя в период засухи. Теперь… Ну, теперь мне кажется, что хожу с пеленой на глазах, поскольку вижу вещи только в одном измерении. По правде говоря, мне кажется, что я видела только то, что хотела видеть.

— Мой отец немного поэт и романтик, как тебе хорошо известно. — Мне совсем не хочется упоминать, что его последний роман был со свечами и надувной куклой в гостиничном номере. — Он всегда говорит, что больные и развратные личности продадут свои души злу. Но остальные из нас — просто ущербные души, ищущие искупления, которого, как нам кажется, мы не заслуживаем.

Он кривит губы.

— Я представляю, как он говорит это в своих дурацких увеличительных очках.

Смеясь себе под нос, я киваю.

— Он говорит это каждый раз, когда я разглагольствую о ком-то, кто меня разозлил, и пытается сказать, чтобы я дала ему или ей еще один шанс.

— Кому-то вроде Моники? — спрашивает он, становясь слишком проницательным, что ему только на пользу.

— Ага. Ага. Хватит липких розовых соплей. Короче говоря, держи свой член на поводке какое-то время, и, возможно, как только ты поймешь, какой кусок недостающий, тогда тебе стоит найти единственную вагину, в которую будешь вставлять своего дружка, оставаясь верным ей одной.

— Ты такая грубая, мать твою.

— Тогда можешь приручить вагину. Оказать ей все свое внимание, которого она заслуживает. Быть верным только ей. Брать ее на длительные моционы по берегу пляжа…

Он фыркает от смеха и качает головой, а я улыбаюсь, чувствуя, что ради разнообразия сделала что-то хорошее.

Я встаю, а он смотрит на меня. Роман привлек мое внимание и завладел им, особенно проводя рукой по волосам, оглядываясь в поисках меня.

— Куда-то собралась? — спрашивает Андерсон.

— Я думаю, дальше ты справишься. А я хочу, чтобы мою вагину приручили.

Он стонет, а я ухмыляюсь, направляясь прямиком к своему любимому эротическому сну.

— Каша, — говорит Андерсон, заставляя меня оглянуться через плечо. Выражение его лица чересчур мрачное.

— Береги себя. Большинство из нас — просто придурки, — говорит он, опустив глаза.

Я отказываюсь сравнивать его и Романа, зачисляя последнего в одну группу, поэтому оборачиваюсь, игнорируя тонкую нить сомнения, которую он скрывает под маской осторожности.

Вместо этого я пользуюсь моментом, чтобы полностью оценить парня, который впервые удивил меня на этой неделе. Отсюда я вижу, как плотно сжаты губы Романа, а не расслаблены в легкой усмешке, к которой я привыкла. Взгляд его глаз — пронизывающий и изучающий, а не добрый и заинтригованный. Он выглядит высокомерным, когда кто-то говорит ему что-то, и он просто отвечает той идиотской ухмылкой, которую так хорошо носит. Он все тот же парень, просто со мной он кажется другим.

Роман поворачивается как раз в тот момент, когда я подхожу к нему, и на его лице появляется улыбка, когда его глаза останавливаются на мне, обводя взглядом всю ногу, которую я показываю. Хотя у меня их две.

— Где ты была? Когда я сказал снаружи, я имел в виду снаружи комнаты. Мне нужно было сделать звонок, и я подумал, что Лидия в твоей комнате. Не хотел, чтобы нас задерживали.

А-а-а.

— Ты был недостаточно конкретен, — говорю я ему, хлопая ресницами, все еще обдумывая то, что собираюсь сделать, чтобы оставить неизгладимое впечатление у него о себе.

— Где ты была? — снова спрашивает он, обнимая меня за шею и притягивая ближе.

По моему телу пробегает легкая дрожь. Я не знаю, почему мое тело так сильно любит его, но, по крайней мере, знаю, почему мне тяжело уезжать. Мне нравится, как эти глаза смотрят на меня. Мне нравится, как он улыбается мне и только мне. Как будто весь остальной мир выводит его из себя, но когда эти глаза встречаются с моими, он не может не улыбнуться.

Это глупое предположение, но я все равно чувствую себя сильнее.

— Я делилась своей глубокой мудростью, в частности, своим серьезным отношением к кискам, — говорю это с серьезным лицом, и он кивает, при этом сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица, как будто это совершенно естественный ответ.

Вот почему я влюбилась в этого парня. Ну, не считая того факта, что с этим парнем у меня потрясающие оргазмы.

— Что нам делать в нашу последнюю ночь вместе? — спрашивает он, а у меня замирает сердце.