Времени на обработку сознания девушки было мало, и фаворитка решилась на жёсткий метод устрашения непокорной.

Коротко бросив в сторону бьющейся в истерике на полу хрупкой фигурки: «Продолжим разговор утром» – стремительно покинула комнату.

Сразу после её ухода вошли двое грозного вида мужчин. Подойдя к измученной, давящейся слезами девушке, ни слова не говоря, ловко сняли с пленницы, сознание которой прекратило адекватно воспринимать происходящее с ней, одежду и подхватили её, совершенно голую, под руки.

Ведомая грубой силой, подобно отданной на заклание овечке Элис безропотно шла на ставших ватными ногах, не видя впереди себя ничего.

Её, часто спотыкающуюся, буквально протащили по длинному светлому коридору до маленькой незаметной двери в конце его. С трудом протиснувшись в узкий проём, мужики снесли Элис по скользким ледяным ступеням вниз, в едва освещённую темноту холодного подвала.

Посреди каменного, пропитанного затхлым воздухом мешка, освещаемого громко потрескивающим и сильно коптящим факелом находилась большая железная клетка круглой формы. Бессловесные слуги втолкнули в неё начавшую терять сознание Элис и заперев её незамедлительно удалились.

Сжавшись от холода, девушка затуманенным взором оглядела место своего нового заточения.

С трудом опираясь обессилевшими руками о ледяной пол она медленно встала на колени и принялась молиться, время от времени вяло осеняя себя крестом.

В молении время шло незаметно. Перед мысленным взором появилось видение: сидящий в дорожной пыли ветхозаветный Иов, глядящий скорбным взором почерневших глаз в звёздное небо, а рядом с ним стая бродячих собак.

Воодушевлённая увиденным Элис продолжила молиться истово, с небывалой прежде горячностью, призывно выкрикивая имя Господа, пытаясь разглядеть Его в опутанном рваной паутиной потолке. От внутреннего напряжения всё тело узницы покрылось капельками пота, который испаряясь обволакивал фигуру еле заметным светлым коконом.

Вдруг послышался скрип открывающейся двери, кто-то медленно, шаркая ногами, спускался вниз по тёмной лестнице.

Элис смолкла, вслушиваясь.

В подземелье один за другим пристально всматриваясь в полумрак выпученными глазами вошли шестеро мужчин. Шли они медленно, широко расставляя ноги. Каждый был опоясан верёвкой с висящими на ней трупами животных. Кошки, собаки, мёртвые туши крыс болтались между ног цепляя облезлыми хвостами грязный пол.

Вид спустившихся в подвал был ужасен: полностью голые, худые, с вывалившимися из широко открытых ртов кроваво-синими языками. Вращая зрачками, вытянув длинные руки вперёд, будто ожившие мертвецы, они безмолвно, не подходя близко к клетке окружили её. Остановились на мгновение и вдруг разом, как по команде, стали сужать круг.

Сердце Элис готово было остановиться, руки и ноги онемели, по спине от головы к пояснице наперегонки побежали крупные мурашки.

Подойдя вплотную похожие на мертвяков люди протиснули грубые волосатые руки сквозь прутья и мыча что-то невнятное, отрывистое, рычащее беспорядочно принялись хватать пальцами воздух будто бы пытаясь поймать что-то известное лишь им невидимое. Со всех сторон касаясь голого тела Элис грязными, испачканными фекалиями растопыренными пальцами они вынудили её занять место ровно посередине клетки. Продолжая тянуться к середине клетки, внезапно истошно заорали диким, будто рвущимся из глубокого колодца трубным протяжным воем: «А-а-а-а-а-а-а!» …

Дюбарри сидела на кушетке рядом с лежащей в беспамятстве Элис, лёгкими прикосновениями гладила её шелковистые волосы и рассуждала о том, не перестарались ли её рабы-актёры, не слишком ли напугали наивную простолюдинку, выдержал ли её мозг, не тронулась ли она рассудком и хватило ли ей этого испытания для того, чтобы согласиться удовлетворять любые сексуальные прихоти Бурбона.

Дождавшись когда Элис откроет глаза Дюбарри улыбнулась, заботливо подала стакан воды, потом, поправив одеяло, полным участия голосом произнесла: «Дитя моё, прости этих зверей, что напугали тебя. Не уследили надсмотрщики за ними, вырвались они, давно некормленые, из своих нор в поисках человечины. Не могут, давно потерявшие человеческий облик, питаться ничем иным, как только плотью людской. Друг друга жрут, твари безмозглые. Одним словом, неисправимое адово племя, от которого нужно бы, конечно, избавиться. Иначе начнут поглощать всех без разбора, неудержимые, кандалы как игрушки детские ломающие, цепи железные, подобно ниткам, рвущие».

От вновь хлынувшего в сердце страха Элис пружиной сжалась под одеялом.

– Не бойся, деточка, – успокаивала Дюбарри, – ты уже для этих людоедов недосягаема. Тебе ничего не грозит… Конечно, если ты сейчас же пообещаешь мне, что будешь покорной. – Голос графини стал заметно жёстче, – Если же ты вновь откажешься от моего предложения, то уверяю, я не смогу спасти тебя, просто не захочу. Я вновь уйду и забуду о тебе уже навсегда, и сгинешь ты в желудках этих не знающих сытости упырей, после того как они по очереди попользуются тобой.

И, поверь, никто не узнает о твоей участи, мир будет радоваться скорой весне, и никому до тебя не будет никакого дела, как будто бы тебя и не было на земле.

Выбирай, милочка, время не терпит, либо ты принимаешь и исполняешь всё, что я требую, либо… Прощай, крошка! – фаворитка встала и демонстративно сделала шаг в сторону двери.

Лежащая с закрытыми глазами Элис еле слышно ответила:

– Я согласна быть послушной вам, госпожа.

Незамедлительно последовал приказ: «На колени, сучка».