Мёртвая душой Мерге, привыкшая питаться соком молодых организмов, собирая причитающуюся ей дань действовала подобно аккуратной хозяйке, с осторожностью снимающей сливки с отстоявшегося молока.

Колдунья, большая охотница полакомиться чистыми девушками, желая употребить как можно больше выделяемых организмом жертвы секреций, умело продолжительное время поддерживала сильное сексуальное желание в попавшем в её цепкие лапы человеке, сама регулировала подачу энергии подконтрольным ей телом, часто останавливаясь давала успокоиться просящимся наружу выплескам экстаза, тем самым нещадно мучая подневольного, доводя его до сильнейшего измождения, когда пленник не в силах был даже пошевелиться.

Подобно пауку-охотнику монструозное существо в человеческом обличье опутав чарами доставшуюся ей по праву добычу неторопливо вытягивала из неё невидимые потоки живительных сил, вдоволь насыщаясь приливами оргастической энергии.

Несколько часов продолжалось пиршество душегубки. В конце, опьянённая от обилия полученного Мерге, действуя сознательно грубо, сильными пальцами раздвинула половые губы лежащей трупом девушки и проткнув острым шершавым языком девственную плеву проникла внутрь влагалища. Проворно вылизала слизь, свежую кровь, после чего, крепко зажмурившись, шлёпнулась на пол и затихла, изредка поскуливая от удовольствия. Оставленная в покое, выпотрошенная Элис вмиг провалилась в небытие бессознательного спокойствия.

Вдруг липкую тишину разрушил громоподобный звук отрыжки Мерге. Девушка встрепенулась, задёргалась пытаясь освободиться от пут. Вскочившая на ноги ведьма, резко сорвав с её глаз повязку, глядя бесстыжим, какой бывает у насытившейся сексом сучки, взглядом, шумно сглотнув слюну прошептала: «Довольна я теперь тобой, наелась! – и вдруг, с нескрываемой грустью в голосе, вяло махнув рукой добавила: «Эх, жалко, что всего на раз в вас, людишках, чистого, непорочного. Ненадёжные вы, хлипкие что мясом, что душами». Сказала и пошла на негнущихся ногах прочь.

Противно заскрипев, захлопнулась решётка, громко лязгнул старый ключ в замке.

Долго лежала измученная чёрной силой пленница, безуспешно пытаясь освободиться от кандалов охватившей плоть немощи, время от времени безвольно впадая в мутную дрёму, горестно всхлипывая, стоная и дёргаясь в непроизвольных судорогах. Тело чувствовалось безжизненным, высохшим, не своим, ненужным. Ужасно болели обсосанные, искусанные соски, пылали нестерпимым жаром гениталии, жить не хотелось, одиночество и безнадёжность полностью овладели Элис.

Девушка не заметила когда её отвязали и накрыли старым, воняющим мышами одеялом. Очнувшись, увидев рядом с кроватью кувшин с тёплой водой она залпом выпила его и вновь провалилась в бездонный туман сна.

На следующее утро, посадив качающуюся из стороны в сторону Элис перед собой Мерге сунула ей в руки тарелку с тёплым супом и приказала есть. Глядя на лениво пережёвывающую пищу пленницу, заговорила:

– Деточка, судьбы у всех людей разные. Твоя судьба, так уж случилось, в моих крепких руках. И никуда ты от этого не денешься. До самой смерти нам суждено вместе быть.

Внезапно замолчав, уставилась в пол и замерла, задумавшись о чём-то своём, противно скрежеща зубами. Через мгновение встрепенулась и продолжила, пристально вглядываясь в лицо испуганной Элис:

– Только ты, миленькая, не помирай быстро. Бывшие-то здесь до тебя долго не жили, дохли будто мухи на холоде. Хотя и кормила я их исправно и следила за тем, чтобы в полной тишине и спокойствии находились. Все они здесь, все девять голов, под нами закопаны, – она показала пальцем в пол и притопнула ногой – плясала я на трупах их слабеньких танцами ритуальными, пока тебя ожидала, так плясала, что кости как семечки хрустели – расхохоталась страшная бабка.

– Вон, видишь, ямы по всей комнате. – ведьма показала на несколько мест с просевшей землёй – мясо гниёт, земля проседает, земля проседает – другим место приготовляет, – рассудительно объясняла Мерге. – И ты там, голубушка, будешь, когда твоё время придёт. Тоже сгниёшь под землицей-кормилицей.

Элис почувствовала сильно головокружение, кровь отхлынула от лица, сердце замерло. А ведьма, словно не замечая её бедственного состояния продолжала спокойным, безэмоциональным голосом:

– А ты не бойся этого, девочка, в смерти-то страшного нет ничего. Никак не пойму, почему люди страшатся в могилах лежать. Не бояться неизбежного надо, а потихоньку, головой своей, привыкать, да смиряться. Всем суждено удобрением быть, чего уж бегать мозгами от смерти. – Мерге ласково посмотрела на Элис. – Кормить тебя хорошо буду, мыться запрещаю, грязная с этого дня ты должна быть. Как месячные начнутся ни капли грязной крови не теряй, за это бить смертным боем буду. Вот горшок тебе, в него и сливай нечистоты свои, ради них ты здесь у меня, так и знай.

Кровью то родовой, особенно исходящей во время первых месячных и первых родов земной мир то зря брезгует, кровотечение это силу в себе невиданную имеет, молоко ли, молодое вино вмиг скисает если капля в него этого снадобья попадёт, при верном заговоре, который мало кому известен, по наследству, знать, передаётся он или лично со слов имеющего во владении своём преисподнюю господина записывается.

Выделениями то женскими можно не только огородных вредителей, жучков да гусениц разных изводить, но и при умелом использовании ещё и врачевать. От чесотки знойной, фурункулы ли гноем набитые, и даже от проказы лечу я человечишек, у которых на столь дорогое снадобье достаточно золотых монет имеется.