Баб Тася вырулила со стороны гаражей. Отдышалась, сумку на траву поставила и встала напротив:

— Чего сидишь сироткой? Прогулялась бы до клуба.

— Своих жду. Не видели, баб Тась?

— Да ты что! Не вернулась ещё? — ахнула соседка и села рядом. — Давеча участковый на своем кабриолете заезжал, Людмила с ним вышла. Я ему — куда, мол, её повел. А он мне — не волнуйтесь, Таисия Захаровна, переговорим, да отпустим. Не уж-то посадили… Вот сволочи! Нет бы душегубов искать, они к людям цепляются. В милицию звонить надо, — подскочила она и подхватила сумку. — Погоди-ка, домой схожу, у меня телефон участкового записан был.

— Участковый во сколько заезжал? — крикнула я ей.

— В обед ещё, — махнула она рукой и заспешила в подъезд.

Я смотрела на уходящий закат и думала о времени. О упущенном, уплывающем вместе с закатом времени. Ну, какого, спрашивается, чёрта я купаться поперлась! Надо куда-то бежать, что-то делать.

— А конкретнее идей нет? — съязвила себе. — Или бегать по улице и кричать «караул» собралась?

В этот момент я и вспомнила про телефон. Точнее, про номер Помещика определившийся в моём мобильном, когда тот делал дозвон. Вытащила его из кармана сарафана, нажала на нужный значок.

— Дмитрий Сергеевич, — перешла я на «вы» из-за волнения, а может из-за того, что впервые говорю с ним по телефону. — Это Женя. Не подскажите, ма… Людмила Васильевна сегодня убиралась?

— Добрый вечер, Женя. Подскажу, убиралась.

— А во сколько она ушла?

— Около восемнадцати, по-моему, я как раз заехал закончить дела. Что-то стряслось или ты уехала?

— Она ещё не вернулась домой, я беспокоюсь.

— Да что ж такое! — воскликнул он и добавил: — Интересные у тебя родственники, пропадать — это у вас семейное развлечение что ли? Я сейчас приеду, помогу с поиском. Ты, кстати, где?

— Спасибо, приезжать не нужно. Вы мне уже помогли, — обиделась я за родственников и отключилась.

На работе мама была, теорию о задержании её полицией можно смело отвергнуть. «Людмила Васильевна, вы сбегайте, помойте, а после продолжим, мы вас тут подождем». Нет уж, если задержана, значит — задержана. Употреблять слово «арестована» и вовсе не хотелось, даже мысленно.

Пока я разговаривала, баб Тася времени зря не теряла и нужный телефон отыскала. Участковый сообщил: маму допросили и отпустили, о чём она доложила мне, высунувшись в окно. Я метнулась в квартиру — убедиться в наличии ключей от бабушкиного дома, надеясь, вдруг маме взбрело в голову проверить, как там стоит наше наследство, не рухнуло ли. Ключи лежали в ящике прихожей. И этот вариант отпадал.

Передо мной настойчиво замаячил образ громадного Гриши. А что если он и Жанкин муженёк вновь навестили нас? Далее воображение услужливо подсовывало сюжеты пригодные, разве что, для кино. Мама то сидела привязанной к стулу, а Гриша с усердием лупил ей по щекам, то запертой в темном подвале с крысами. Причем, крыс ей подсовывали специально, желая ускорить сговорчивость узницы.

Накрутила себя — будь здоров.

— До Мишкиной матери поезжай, — посоветовала соседка. — Там поди, больше негде им быть.

Она объяснила мне где живет Лизавета Петровна. К слову сказать, Мишанину мать я видела только раз, на мамин день рождения, в гостях у неё не была и представление о её месте жительства имела смутное. Выскочила на улицу, с тоской вспоминая о старом отцовом велике: его за ненадобностью свезли в сарай бабкиного дома. Пригодился бы сейчас — топать до Лизаветы Петровны прилично.

Я выворачивала со двора, когда мимо меня, сворачивая к дому, пронесся знакомый Ровер. Помещик проехал несколько метров, резко затормозил, заметив меня, и принялся сдавать назад. Остановился рядом и открыл окно:

— Привет. Нашлась Людмила Васильевна?

— Нет, — ответила я и тоже сказала «привет».

— Садись, — позвал он, приглашая кивком головы. — Едем.

— Куда? — удивилась я.

— Искать. Ты ведь на поиски Людмилы Васильевны отправилась?

— Тебе не обязательно это делать, — фыркнула я. — То, что ты являешься маминым работодателем, вовсе не означает опеку вне рабочего времени.

— Будем считать, что я доброволец из отряда «Лиза Алерт», — широко улыбнулся он и распахнул пассажирскую дверь.

Доброволец, так доброволец, мысленно согласилась я и обошла машину.

— Хорошо. Довезешь до места и на том спасибо — отчаливай.

Он ничего не ответил, а я объяснила куда ехать.

Домик Елизаветы Петровны небольшой, на два окошка, скрывался за нарядным палисадником. Я подошла вплотную, сбоку смогла дотянуться до наличника. Постучала по нему и позвала старушку. Она появилась в окне, щурясь и внимательно ко мне приглядываясь, а вскоре возникла в дверях. Родительницы у старушки не было, это становилось ясно без слов. Елизавета Петровна, облаченная в ночную рубашку до самых пят, куталась в шаль и никак не могла взять в толк, чего я от неё хочу. Происходило это от того, что я лепетала сущую ерунду и нелепицу, боясь задать вопрос «в лоб», чтобы понапрасну не волновать женщину.