— Но, — Ральф удивленно рассмеялся, — но таковы наши правила и я не понимаю, как может быть по-другому. Ты действительно принадлежишь мне, и все в Фархаде об этом знают. И в чём я точно уверен, так это то, что ты даже понятия не имеешь, как я на самом деле отношусь к вещам. Идём со мной! — дернул он её за руку и повел в сторону замка.

— Нет! Я не хочу туда! — удивляясь своей силе, буйно запротестовала Мэг. Но князь, невзирая на её возмущенные вскрикивания, потащил за собой упирающуюся девушку. Только следуя за ним по длинному темному коридору, она перестала вырываться, бессильно покорившись следующей выходке князя. Крепко держа Мэг за руку, Ральф привел её в свою спальню и толкнул на ложе.

— Боюсь даже показывать тебе наглядный пример, что я делаю с неугодными, полагаю, твой рассудок не вынесет подобного. Тебе просто повезло в том, что ты мне нужна. Раздевайся! — коротко произнес он, стаскивая с себя одежду.

Опустив плечи, Мэг, с таким уже знакомым замирающим безразличием, заползающим в непонятое женское сердце, нехотя сбросила мокрую одежду на пол и подняла на Ральфа свои большие печальные глаза. Когда он, с несвойственной ему мягкостью, укрыл её меховым покрывалом, она почувствовала, насколько сильно она замёрзла, и ощутила, каким горячим было тело Ральфа, сжавшись под его первым прикосновением. Но его касания были лёгкими, слегка дразнящими, казалось, он просто гладил, растирал её продрогшее после дождя тело. Мэг робко заглянула в эти блуждающие волчьи глаза и поймала там тот же завораживающий взгляд, который уже не раз обезоруживал её, заманивая в свои сети. Ласкающийся зверь открыл ей свою нежность. Ральф, не отрываясь, смотрел ей в глаза, ослепляя её магическим зелёным мерцанием, медленно склоняясь над её губами. Мэган прикрыла веки и ответила ему, крепко обнимая его за плечи, прижимаясь к нему всё сильнее, отдаваясь этому затягивающему страстному поцелую, в который только Ральф мог вкладывать столько безудержного желания. Он слегка отстранился и его лукавые пронзительно зелёные глаза, снова поймали её затуманенный взгляд.

— Согрелась? — произнес он. — Ответь мне, с чего ты вдруг снова изменилась, стала прежней? Почему ты тянешься ко мне, только не ври, я почувствую. Ты видишь во мне слабость, поэтому отзываешься на ласки?

Его серьёзный тон, заставил Мэг улыбнуться. Упершись руками ему в грудь, и не отводя глаз, она произнесла:

— Слабость? Причём тут это, хотя, смотря, что ты называешь слабостью. Я вижу только, что у этой громадины полной ярости, у этой, казалось бы, бесчувственной глыбы, есть одна малозаметная грань, которая таит в себе нежность. Когда я вижу этот трепет в твоих глазах, этот идущий из глубины зов, я ничего не могу с собой поделать, я отвечаю, я доверяюсь тебе, и тогда мне хорошо рядом с тобой. …Я соврала или сказала правду?

Вместо ответа, Ральф довольно усмехнулся, снова накрывая её своим телом. И вот что странно, он сам был согласен с этой правдой. Ему было хорошо с ней, как ни с кем другим, только он так же знал, что это блаженство души запретно для лугару. Он не имел права показать свою привязанность к женщине. Это считалось слабостью среди их народа!

Только в такие минуты Ральф мог наслаждаться этой своей маленькой гранью и с удовольствием поглощать нежность Мэг. И пусть его это иногда пугало, но с ней он чувствовал себя другим. Из глубины его сердца вырывались такие спутанные незнакомые сжигающие его чувства, подчиняя себе его тело и его разум, одновременно вбирая в себя Мэг и отдаваясь ей, но рядом с этой девушкой, в её глазах его величие не унижалось сомнениями о слабости. Наоборот, он ощущал себя на вершине мира.

Поэтому его последние ночи с Мэг были такими длинными. Он растягивал своё необычное блаженство до самого утра не чувствуя изнеможения, не поддаваясь сну.

А Мэг просто таяла, переставая воспринимать окружающую действительность. Она растворялась в каком-то нереальном мире, созданном лишь для них двоих, где не существовало преград и различий. Не замечая хода времени, не испытывая пресыщения и усталости она сама, своей внутренней глубинной сутью желала принадлежать этому лугару, который вопреки всей разумной логике притягивал её к себе как магнит, становился пожирающей навязчивостью, её слабостью, к которой она осознанно, не понимая себя, плохо отдавая отчет своим поступкам, стремилась, скрывая в душе огромные силы, причиной которых явилось самое двусмысленное чувство во вселенной — любовь.

Ральф всеми силами пытался скрыть тягу к этой женщине, считая эти чувства своим пороком. Его сильная личность и изворотливый ум, позволяли ему внешне легко переходить от одного состояния к другому. И нежный князь, который вот только недавно так страстно обнимал и целовал трепетную девушку, заполняющую его мысли, мог в мгновенье ока ожесточиться, обдавая её своей мужской грубой холодностью, высокомерно глядя на неё слегка презрительным и осуждающим взглядом.

Повернувшись на бок, Ральф повел рукой по её плечу и задержался на изящной молочно-белой женской шее, рассеяно лаская её своими длинными пальцами. Утро уже пробивалось сквозь завешанное окно, острыми пронзительными лучами. Всё ещё борясь с этой внутренней тяжестью, которая сопровождала его в такие моменты расставания с ней, он наклонился и ещё раз поцеловал её в губы.

— Я навсегда останусь лугару, князем клана, зверем в твоих глазах! — вдруг жестко произнес он. — И я с этим согласен и не хочу ничего менять. Моё слово для всех закон. Только я буду решать, как мне поступить и что делать другим. И я никогда, слышишь меня, никогда не допущу, чтобы хоть кто-нибудь усомнился в моей силе, в моих возможностях и в моей власти. Я хозяин своей судьбы, этой земли, этих стай. Я твой хозяин и веду с тобой себя так, как хочу!

— Я, кажется, начинаю понимать, — с заметным разочарованием в голосе и в синих глазах, тихо произнесла девушка, — ты настоящий оборотень. Ночью один, а днём другой! — Мэг спокойно взглянула в эти сузившиеся глаза. — Никто не должен усомниться в твоём авторитете, никто не должен обвинить тебя в мягкости к женщине, потому что это не относится к великим качествам вожака. Ты хочешь сказать, что днём ты можешь совершенно оправдано бить меня, оскорблять и заставлять делать то, чего я не хочу? А ночью, я должна принимать тебя, как ни в чём не бывало, «быть прежней» такой, как тебе нравится, чтобы тебя не злить? И это, по-твоему, ваша хвалёная сила? Это и есть слабость, причём самая мерзкая из всех! Неспособность защитить свою женщину и свою правду, унижая слабого своим превосходством у всех на глазах, нагоняя этим примером ужас на всех остальных. Я думаю, что твой чародей до сих пор подсыпает мне в пищу, какое-то зелье, потому что я всегда ненавидела таких мужчин. Это качества труса, это …

Ральф прервал её обвинительную речь, резко зажав ей ладонью рот:

— Не заговаривайся, Мэг! Лучше остановись сейчас! — сурово прохрипел он. — Твоя женская головка, забитая глупостями и капризами мешает тебе думать и только это спасает тебя от моего гнева после таких слов! Трусом я никогда не был! Я просто живу в своём мире, мой маленький филин. А выживать здесь нужно не только смелостью, но и хитростью. Неразумно ради своих прихотей ополчать против себя весь мир лугару. Так я возьму для себя больше, без потери и лишних жертв. И ты будешь делать так, как я тебе скажу! Да, я оборотень и ты должна была уже с этим смириться! Оборотень по своей сути, как и все здесь в этом мире. Если тебе хватит мудрости и ума быть осторожной, покоряясь моим правилам, тогда никто не будет тебя бить и оскорблять. Она всегда ненавидела таких мужчин! — фыркнул Ральф, меча глазами молнии. — Здесь всё не так как ты привыкла это понимать! Наши принципы так же различны, как и наши миры. Если хочешь знать, именно таким образом я всех вас и защищаю! И тебя и свой клан. Я лугару!!! Ты понимаешь это или нет, упрямое вздорное создание?!