– Надеюсь что и достигнешь, и превзойдешь. Тебе вскоре предстоит стать настоятелем. – я помолчал. – Никому не говори, но я не смог бы тебя задушить. Очень иногда хочется, конечно, но убить я тебя, боюсь, не в состоянии.

Я обнял паренька за плечи.

– Ты мне правда дорог. Боги его знают почему. Явно не из-за жабы в постели.

– Вечно будешь мне припоминать, да? – юноша освободился от телячьих нежностей. – Ты мне, кстати, змею потом запустил.

– Ужа. Пах ты потом…

Мы рассмеялись.

– Тумил. – я посерьезнел. – Первый бой на столичной коррере, я все понимаю… Но там не должно быть чего-то вроде Черныша. Наш кроткий как змий и мудрый как голубь Йожадату и так-то был против, а если из жертвоприношения сделать пляску – сам понимаешь…

– Не волнуйся, государь. Все будет лишь к славе Церкви. – ответил парень.

Мать твою бабушку! На открытие они выпустили тура.

Когда эта скотыняка выперлась на арену я, как Сергей Шнуров, впервые увидавший Сергея Зверева – первый раз в жизни не нашелся что сказать. В принципе – не я один, там вся корера ахнула. Ну еще бы, в Ашшории эта тварь не водится, ближайшие места обитания это Мирельское царство и север Инитарского, да и просто зверюга здоровущая, какую горожане даже в турьих экосистемах никогда не видывали – в холке, так даже повыше Тумила будет.

– Вот так чудище! – восхищенно произнес Утмир, наклонившись вперед и буквально пожирая бычару глазами. – Вот бы и мне против такого выйти…

Я аж поперхнулся. Валисса тоже.

– Достойный бык для жертвенного заклания. – кивнул только что вернувшийся в с торжественного освящения арены примас.

Надобно заметить, что несмотря на весь свой упертый догматизм и консервативность, Йожадату оказался не чужд любви к театральным эффектам. Особенно с условием того, что процедура освящения корреры никакими священными инструкциями и ГОСТами предусмотрена не была, и разрабатывать ее пришлось с нуля. А уж тут я, со своим прошложизненным знанием всевозможных шоу и торжественных открытий разошелся по полной – жаль Совет Благих на такое дело бюджет выделил ограниченный – ух я бы развернулся! Но все равно, примас моим хотелкам внял. И, сопровождаемый «Маршем Империи» (тему я лично на ситаре дал – сказал, рыбы, мол, напели) торжественный проход девушек-знаменосцев со штандартами Троицы и всей Небесной Дюжины, в специально под такое дело сконструированных Штарпеном платьях он устроил, и монахи у него а-капелло пели, сопровождая четверых наряженных Минотаврами детин, а перед самым выходом на арену примаса со служками выбежали жонглеры с кольцами и несколько акробатов, делающие колесо по всему периметру «танцевальной площадки».

Последнее, при обсуждении, вызвало у первосвященника неподдельное изумление, однако, что есть кольца для жонглирования и акробатическое колесо, как не поминовение Солнца и его подвига? Примас почесал в затылке, кивнул, и сделал пометку в своем записульнике. Как мне потом доложили, на полном серьезе обсуждал с Советом Благих введение таких упражнений в духовные практики – в качестве эксперимента, для начала, в паре отдаленных монастырей.

Молебен Йожадату был предельно краток, после чего он, а за ним, в обратном порядке, корреру покинули и остальные участники действа, а на арене появился мой, почти уже бывший, стремянной, и глашатаи торжественно объявили о начале первого, жертвенного, танца с быком. А потом на танцовище выпустили… это вот.

– Главное, чтоб он сам танцора не заклал. – напряженно произнес Асир.

– Боги никогда не допустят такого. – с непередаваемым апломбом религиозного фанатика ответил примас.

– И отвар, который туру дали час назад тоже. – обронил Хурам с Большой Горы. – Рати Тумил был против, но его отец и я смогли настоять на своем.

У меня аж от сердца отлегло – уже мысли были, за какие это грехи Камил так своего младшего отпрыска не любит, что решил стопроцентно угробить, а оно вона че.

Зверюга, меж тем, сориентировалась на местности, наклонила голову, и, стремительно ускоряясь, поперла на Тумила. Тот, в свою очередь, спокойно и неподвижно стоял к туру полубоком, с опущенным спатычем в левой – дальней от быка, – руке и, казалось, просто задумался о чем-то. Лишь когда разогнавшийся и прущий вперед как паровоз зверь был буквально в паре шагов от него, юноша стремительно, но в то же время кажуще лениво, плавным текучим движением ушел с дороги животного и хлестнул тура по заднице, использовав бычий спотыкач в качестве хворостины.

Обиженная и до глубины души оскорбланная таким обращением скотина взревела так, что заглушила звуки «минаретного фламенко», каковым танцы с быками традиционно сопровождаются, и начала дрифтовать, стремясь скорее развернуться к сопернику мордой.

Тумил сделал несколько неторопливых шагов вслед тормозящему и разворачивающемуся животному, а, когда тот наконец окончательно остановился и развернулся, наклонив голову для атаки, прянул вперед, подобно молнии, подпрыгнул и, приземляясь, вогнал спатыч, сверху вниз, в основание черепа тура.

Зверь взревел еще громче, мотнул башкой, вырвав рукоять спатыча из рук юноши и отбросив его в сторону, попытался прыгнуть, но тут же рухнул на песок танцовища. Трибуны взорвались ревом и овациями, а парень с невозмутимым видом, хотя и с видимым усилием, вытащил бычий спотыкач из туши, обмакнул безымянный, средний и указательный пальцы в хлынувшую кровь, после чего, сложив пальцы в знак Троицы провел на себе кровавый след от середины лба до солнечного сплетения, чем, боюсь, напрочь испортил свою рубаху.