Дориус, не обращая внимания на обсуждения сослуживцев, аккуратно отодвинул стул и встал из-за стола. Письмо Солонка навеяло воспоминания о Райне и детях. Он не видел своих сыновей уже много лет и пропустил лучшие годы для любого родителя. Дориус вышел из шатра, возвышавшегося посередине острова, на котором с самого начала войны располагался лагерь кеметинцев. Ураган затих. Лучи Урауна стали постепенно пробиваться сквозь плотные облака, озаряя своим легким голубым свечением мокрую землю. Дориус осмотрелся и пошел через плотно заставленные пластиковые палатки, материал которых был достаточно гибок, чтобы не разрушиться из-за сильного ветра, но, в то же самое время, крепок, что позволяло выдерживать сильные удары. Повсюду стояли резервуары с пресной водой, постоянно пополняемые частыми проливными дождями. Кеметинские солдаты, оказавшись на Голубой планете, непрерывно пили воду, пытаясь утолить накопившуюся за долгие годы жажду дикой воды. Здешняя вода казалась им вкусной, как сладкий напиток, и чистой, как слезы младенца. Лагерь со всех сторон был окружен морем. Раньше эта нетронутая человеком земля была полностью покрыта густым непроходимым лесом, населенным дикими животными. Кеметинцы быстро освоили этот небольшой участок суши, полностью освободив его от тысячелетних деревьев, безжалостно вырубая и выжигая всю растительность и уничтожая самобытную жизнь этого первозданного мира.

Дориус не спеша шел в одно единственное место, где его никто бы не стал искать. Ему нужно было побыть наедине. Всю дорогу он вспоминал свой дом. Он надеялся еще хотя бы раз побывать на родной планете, одним глазком посмотреть на своих сыновей, чьи лица он давно позабыл. Да, чего там говорить, если с того времени, как он их видел последний раз много лет назад, когда только началась война, они уже изменились настолько, что он вряд ли узнал бы их, даже смотря в упор. Он пожертвовал всем, что было так дорого любому человеку, родным домом, прекрасной женой, родившей ему двух крепких и здоровых мальчиков. Дориус пожертвовал всем этим ради своего старшего брата, который, хоть и был здоровенным на вид, ростом с двух средних мужчин и силой, как у пятерых, не отличался крепким здоровьем и выносливостью. Кроме того, Солонк был счастливым отцом четырех маленьких детишек и показательным мужем для своей прекрасной жены. Император, стремящийся избавиться от близкого окружения Тенона, которого он считал скрытой угрозой своему правлению, все-таки не был лишен всех человеческих чувств. Дориус умолял оставить одного из них на Черной планете, чтобы заботиться о шестерых детях и двух женщинах. Император согласился и дал им выбор. Дориус смог убедить его, что Солонк не будет представлять никакой опасности, оставаясь на Черной планете, обремененный четырьмя своими и двумя его детьми. Наоборот, зная об опасности, которая грозила его семье за измену, он будет показывать самую, что ни на есть покорность и преданность существующим порядкам.

Дориус с болью вспоминал, как плакала Райна, умоляя остаться рядом с ней, рядом с детьми. Она знала, что были возможности договориться с Императором, добиться снисхождения за те заслуги перед Империей, которые принадлежали Дориусу в Войне за объединение. Райну было невозможно провести. Она знала Дориуса, его скрытые мысли и желания. Да, после Войны за объединение он женился на ней, как женились тогда все, он родил с ней детей, как это делали его сослуживцы. Так было нужно, так было правильно. Но после нескольких лет мира, Дориус осознал, что эта волшебная семейная жизнь не для него. Эта жизнь его душила, запирала его потребности и убивала его истинное существо. Как бы он ни старался делать все, что требуется от мужа и отца, он никогда ими не был. Конечно, он любил Райну и детей, но себя он любил больше. Появилась законная возможность, позволившая сбежать, но сделать это, не бросая свою семью, как делали попрекаемые мужчины, а сделать это как герой, вынужденный поменять счастливую жизнь на борьбу за будущее своего народа. Райна, зная истину, брошенная и преданная, чахла, увядала, и, в конце концов, умерла. Дориус много раз пытался вспомнить ее лицо, но, чем дольше он находился на Голубой планете, тем призрачнее были воспоминания о ней.

Остановившись перед большой, вытянутой формы палаткой, Дориус осмотрелся. С крыши этой конструкции клубами валил белый дым. «Вроде, никого», – подумал он, открывая дверь и быстро заходя внутрь.

В палатке, не покладая рук, работали вивалийские женщины, захваченные в плен во время набегов на мирные поселения. Они готовили для кеметинских солдат на пару, который шел из горячих источников. Разжечь огонь, для того чтобы приготовить пишу в условиях постоянной сырости не было возможности, и конруты, не зная иного способа, решили пленить местных и не прогадали. Несмотря на то, что женщин было всего семнадцать человек, они хорошо справлялись со своими новыми обязанностями и могли обеспечить готовой едой всю кеметинскую армию. Попав в плен, они напрочь отказывались от того, чтобы прислуживать пришлым захватчикам, но мучительные пытки и обещания конрутов о разорении других поселений для поиска рабынь, в конце концов, сломили их дух, и они, смирившись со своей участью, стали выполнять эту унизительную работу.

Дориус, в отличие от других солдат, относился к вивалийкам с уважением, но, несмотря на это, долгое время не мог добиться их расположения. Ему это удалось только, когда Ойрун Церек главный конрут на Голубой планете, стремясь как можно скорее исполнить приказ Императора выяснить, откуда вивалийцы берут воду, которая укрепляет их оружие и защищает во время боя, первым делом решил подвергнуть допросу плененных вивалийских женщин. Дориусу удалось спасти их от смертельных пыток, убедив Ойруна не убивать тех, кто спустя долгие уговоры согласились кормить целую армию.

– Возможно, мы больше не найдем таких ценных вивалиек для нашей армии, – уговаривал он конрута. – Есть много других способов узнать нужную нам информацию.

Ойрун, олицетворявший императорскую власть на Голубой планете, был крайне жестоким и непредсказуемым человеком. Своим поведением и взглядами на дальнейшую судьбу кеметинского народа он сильно походил на самого Ариуса Кавона, что как раз и позволило ему быстро подняться по карьерной лестнице. Тенон крайне негативно отзывался о конруте:

– Что может быть хуже жестокого человека? – говорил он в кругу своих соратников, характеризуя Ойруна. – Только жестокий и трусливый человек. Жестокость, какой бы она не была, имеет границы, а вот трусость безгранична. Именно страх толкает таких людей на самые зверские поступки.

Но, несмотря на свой характер, порой Ойрун мог видеть ситуацию более или менее адекватно. Вспоминая те дни, когда солдаты и он сам поедали сырую рыбу, отчего многие впоследствии страдали кишечными болезнями, он внял совету Дориуса и стал обдумывать иные варианты исполнения миссии, возложенной на него Императором.

Женщины были благодарны Дориусу за помощь и в знак признательности они помогли ему довести свой вивалийский до совершенства. Дориус, несмотря на множество диалектов, с легкостью мог излагать свои мысли и понимать сказанное на этом несложном языке.

– Сыякандья! – сказал он, обращаясь к ним, получив в ответ скромные улыбки и одобрительные приветствия. – Я посижу здесь у вас, если вы не против, – продолжил он на вивалийском.

– Проходи, Дориус, мы всегда тебе рады, – ответила одна из женщин.