Шрифт:
В решающий момент выборов Вайто отказался от своих притязаний на роль защитника всех народов, посчитав себя менее достойным, чем Лиссар.
– Я не смог уберечь свою жену от пришлых. Что уж тут говорить про целые народы! – говорил он своим соратникам, объясняя свое решение.
Вайто уже давно перешагнул через черту среднего возраста, но, несмотря на тяжелые испытания, выпавшие на его долю, казалось, что с каждым годом он становился выше и крепче. Годы шли ему на пользу. Глубокие голубые глаза и темные коротко-стриженные волосы придавали его внешности привлекательный вид.
– Один? Как всегда в одиночестве проклинаешь себя за смерть каждого человека? – громко сказал Вайто, пытаясь перекричать шум воды и ветра.
Лиссар, ничего не ответив на вопрос своего друга, развернулся к горе и прошел в небольшое круглое отверстие, искусственно проделанное в твердой породе. Вайто, оставив рорга снаружи, последовал за ним. Пройдя несколько метров по узкому тоннелю, они вошли в огромный зал храма Богини Пьянекуи, который с начала войны служил прибежищем для вивалийцев, оставшихся без крова, а также местом проведения военных советов и резиденцией тикьюса. Храм был полностью скрыт от глаз непосвященных и защищен естественным скалистым рельефом планеты.
Основной зал был самым большим из всех помещений храма. Скрытая от внешнего мира жизнь внутри храма кипела. Люди переходили из помещения в помещение, занимаясь своими повседневными делами. Женщины готовили еду, стирали одежду и развешивали ее сушиться на натянутые между стенами веревки, ухаживали за больными и раненными и прибирали внутри храма. Мужчины, в основном преклонного возраста, занимались изготовлением оружия и подготовкой его к бою. Они были разделены на группы; пока одни натачивали каменные отщепи, другие – тесали длинные, деревянные палки, третьи – прикрепляли наконечники к копьям, а четвертые – благословляли оружие водами Богини Пьянекуи, отчего копья становились крепкими, как сталь, и острыми, как зуб рорга. По всему залу бегали дети разных возрастов, изображая военные действия. Вдоль стен были сооружены завешенные плотным тканевым материалом постели, на которых отдыхали, проживающие в храме люди, и лежали раненные и больные.
Светло-серые ровные стены храма, сводились в купольный потолок, который был украшен длинными, острыми сталактитами, свисающими вниз, как огромные каменные люстры. По всему залу были беспорядочно расставлены высокие стройные статуи, стены были расписаны яркими рисунками, рассказывающими историю сотворения народов. На всех изображениях присутствовала высокая дева с длинными волосами и властным выражением лица. Посередине зала находилась глубокая искусно украшенная узорами чаша, закрепленная на высокой тонкой ножке. Лиссар и Вайто подошли к большому круглому из белого камня столу, на котором были разложены карты суши Голубой планеты с пометками мест ведения боевых действий.
– Ты подумал над моим предложением? – начал разговор Лиссар, упершись руками в стол и разглядывая, разложенные перед ним карты из плотной бумаги. – Вам с Лекри лучше остаться здесь, так будет безопаснее.
Вайто пододвинул одну из карт к себе, на которой была начертана его родная местность. Он провел по ней рукой. В голове снова промелькнула мысль, от которой у него потемнело в глазах и его начало тошнить. Мысль о том, что он мог потерять не только Ярву, но и свою прекрасную Лекри. Вайто закрыл глаза и несколько раз мотнул головой из стороны в сторону, как будто бы, стараясь тем самым вытряхнуть эти воспоминания.
– Лекри уже должна быть в деревне, – ответил Вайто. – Она отправилась туда, когда я еще был в Олуте. И потом, я в городе уже давно, мне хотелось бы вернуться домой, хотя бы ненадолго, с твоего позволения, конечно, – Вайто посмотрел на друга в ожидании утвердительного ответа.
– Да, согласен. Я тебя понимаю, – согласился Лиссар. – Шакура будет очень за вас волноваться, как и я.
– Ты знаешь, Лекри винит себя в смерти матери. Она думает, что, если она была бы тогда дома, то смогла бы ее спасти от пришлых. Теперь она считает своим долгом находиться рядом со своим народом. Ты сам прекрасно знаешь, что ее невозможно переубедить.
– Да, в этом они с Шакурой очень похожи, – согласился Лиссар.
– Я благодарен тебе и Шакуре за вашу помощь. Если бы не твоя дочь, то я и не знаю, как бы Лекри справилась с этой потерей. Шакура, можно сказать, заменила ей Ярву, – Вайто, подняв голову и посмотрев на тикьюса, произнес эти слова с искренней признательностью.
Лиссар, потеряв однажды любимую, частично понимал чувства друга. Однако долгая и мучительная болезнь его жены подготовила и его, и Шакуру к неизбежному. Он не знал, что было хуже, неожиданно потерять родного человека или видеть изо дня в день его мучения и страдания. «В любом случае, – думал Лиссар, – ничто не может загладить преждевременное расставание с той, кто прожил с тобой долгие годы и пережил как взлеты, так и падения, служа твердой опорой и вселяя надежду на счастливое будущее». Тикьюс медленно встал из-за стола, подошел к Вайто и положил ему руку на плечо, пытаясь его утешить.
– Не забывай, что Шакура тоже осталась без матери, хоть и не при таких обстоятельствах, но она очень хорошо понимает, что чувствует Лекри, а я знаю, каково тебе сейчас. Просто будьте осторожней, насколько это возможно.
– Ладно, давай закончим лить слезы и перейдем к делу, – неожиданно сказал Вайто, отодвигая стул и, предлагая Лиссару вновь вместе сесть за стол.
– Я слушаю тебя. Надеюсь, новости хорошие, – Лиссар согласился с предложением своего друга.
– Сперва, я хотел бы обсудить с тобой Транта, – Вайто сменил тему разговора. – Я не доверяю этому человеку. Он ни разу не назвал нам верного места нападения пришлых, хотя каждый раз утверждал, что у него точная информация. Другие перебежчики утверждают, что они никак не могут знать этого. Приказы отдаются сразу перед началом атак. Тебе не кажется это странным?