Шрифт:
— Так зачем они это делают? — сердито спросила Бенедетта.
— Потому что этого хочет Этельстан.
Вот и все, что я мог сказать.
— Ты посадил его на трон! Это несправедливо!
Я улыбнулся ее негодованию.
— Его жадность превосходит благодарность.
— Ты его друг!
— Нет, я сила внутри его королевства, и он должен показать, что обладает большей силой.
— Напиши ему! Скажи, что ты ему верен!
— Он не поверит. Кроме того, это превратилось в соревнование, кто дальше пустит струю.
— Фу-у-у! Ох уж эти мужчины!
— А он король, он должен победить.
— Так покажи ему!
— Покажу, — мрачно сказал я, и, чтобы исполнить обещание, в конце зимы, когда в тенистых пещерах в горах еще лежал снег, отправился на юг с Финаном, Эгилем и десятком воинов.
Вместо римской дороги мы пробирались холмистыми тропами, находя приют в тавернах или на маленьких фермах. Мы говорили, что ищем землю, и, может быть, нам даже верили, а может, и нет, но мы не щеголяли роскошными одеждами и золотом, имели простые мечи и тщательно скрывали имена. Мы платили за постой рубленым серебром. До Долины дьявола мы добрались за четыре дня, и она оказалась в точности такой, какой я ее помнил.
Долина располагалась высоко в холмах. Эти холмы круто вздымались на восток, запад и север, но отрог на юге спускался в более глубокую речную долину, где прямо с востока на запад шла римская дорога. То там, то сям в долине росли сосны, а края ручья все еще были покрыты льдом. В центре по прямой линии возвышались три могильных кургана, трава на них побелела от инея. В курганах виднелись глубокие борозды, показывающие, где мы копали много лет назад и где, без сомнения, с тех пор копают жители речной долины. Высокий камень свалился с южного края кургана и лежал на чахлой траве.
— Летнее пастбище, — пнул траву Эгиль, когда мы шли к краю долины. — Больше ни на что не годится.
— Вполне годится для поисков золота, — сказал я.
Мы остановились у южного края, холодный ветер трепал наши плащи. Ручей переливался через выступ, устремляясь к реке, блестевшей под зимним солнцем далеко внизу.
— Должно быть, это Теса, — указал я на реку. — Граница моих земель.
— Значит, это твоя долина?
— Моя. Все, что до берега реки, мое.
— А за рекой?
— Земли Гутфрита. Или Элдреда. Точно не мои.
Эгиль всматривался в более широкую долину. С высоты мы ясно видели дорогу, деревню, тропу, ведущую от поселения к северному берегу Тесы, и вторую, сбегающую к противоположному берегу — явный знак, что Тесу можно перейти вброд.
— Куда ведет эта дорога? — спросил Эгиль.
Я показал на восток.
— Где-то там она сливается с большой римской дорогой, а потом идет в Эофервик.
— Далеко отсюда?
— Два дня верхом. Три, если не торопиться.
— Тогда здесь отличное место для форта. — Эгиль обвел рукой место, где мы стояли. — Есть вода, и видно приближающихся врагов.
— Для поэта и норвежца, ты невероятно умен, — медленно произнес я.
Он ухмыльнулся, не совсем понимая, что я хотел сказать.
— Я еще и воин.
— Несомненно, друг мой. Форт! — Я посмотрел вниз и увидел овечью тропу, круто сбегавшую по склону. — Сколько времени потребуется, чтобы добраться до той деревни верхом? — Я указал на поселение у реки, над которым поднимался легкий дымок. — Немного?
— Немного.
— Финан! — позвал я, и когда он подошел к нам, указал на деревню. — Это там не церковь?
Финан, обладавший самым острым зрением из всех, кого я знал, посмотрел вниз.
— На крыше крест. Что еще это может быть?
Я много размышлял о том, как показать золото, которое мы зароем в могилах, но предложение Эгиля дало мне ответ.
— Весной мы построим здесь форт. — Я указал на чахлые сосны. — Начни делать из этих стволов частокол. Купи в деревне еще бревна, эль, провизию. Ты будешь главным.
— Я? — переспросил Финан.
— Ты христианин! Я дам тебе человек сорок или пятьдесят, христиан. И ты попросишь священника благословить форт.
— Который не будет достроен.
— Который никогда не будет достроен, потому что ты покажешь священнику золото. И дашь ему немного золота!
— И через неделю, — медленно сказал Эгиль, — каждый человек в долине Тесы будет знать о золоте.
— Через неделю Гутфриту и Элдреду станет известно о золоте, — сказал я и повернулся, глядя на погребальные курганы. — Остается только одна проблема.