Пока они гарцуют в гостиной, решаюсь испечь пироги с вишней.

— Тревор! Я забыла разрыхлитель! — кричу в пятый раз. Перед этим я посылала его обратно в супермаркет за яйцами, за пергаментом для выпечки, за ромом, и за ванилью. Думала, будет злиться, у другого бы уже на его месте дым из ушей валил, а этот ничего, улыбаясь, заглядывает на кухню. И спокойно едет за этим чёртовым разрыхлителем. Хм, а это удобно.

— А если я пошлю тебя в два часа ночи за персиками, потому что мне вдруг захочется? — спрашиваю его в лоб, когда он возвращается с десятью пакетиками разрыхлителя. «Всё-таки я его достала»

— В два часа ночи? Это значит, что мы будем в одной постели? — хитро усмехаясь, уточняет Тревор, не сводя с меня глаз, словно подловил меня на горячем. — Значит, будут тебе твои персики.

Ого, а сосед всё же себе на уме! Мысленно представляю его рядом с собой как своего мужчину, просто от нечего делать, ради хохмы. Нет, в моём представлении никак не выходит из нас пара. Ещё одного большого ребёнка я не выдержу — я не мать героиня, тем более что никаких нежных чувств к Тревору я не питаю, и даже ради персиков грудь бы ему свою не предложила. Он забавный, но я могу рассматривать его только как друга, как члена семьи, потому что каждый член клана и так уже моя семья.

Хотя эта моя семья добивает меня морально, они стали хитрее, они не произносят этого вслух, но, когда спрашивают меня о Дани или о моей беременности, смотрят на меня так, что без слов становится понятно — «Детям нужен отец».

Мой папочка, вот в кого я пошла, тот вообще шагнул в своей изворотливости дальше всех — он теперь прорабатывает самого Дани. У Дани, как у всех шудр, развит инстинкт — стремиться к коллективному сознанию и идти за лидером, принимая мужское доминирование. И я поймала отца, когда он настойчиво расписывал моему ребёнку прелести нашей жизни, когда в нашем доме появиться достойный мужчина, способный исполнять роль папы, предлагая ему самому выбрать такового!

— Господи, папа ему ведь только четыре года! Он чистый невинный ребёнок, зачем ему знать о ваших интригах?! Это что ещё за козни за моей спиной?! Ты ещё объявление дай и устрой кастинг! Нам и так хорошо, правда, Дани?

— Валери, ты сведешь меня с ума, — стонет отец, с мученически видом. — Как мне донести до тебя, что я желаю тебе счастья, но ты не можешь игнорировать наши законы. В этом вопросе никто тебе на уступки не пойдёт, мы и так делаем для тебя огромную скидку, учитывая то, что ты выросла не в нашей среде. Я пытаюсь сделать для тебя этот процесс мягче. Ведь среди свободных парней, согласных составить с тобой пару есть достойные.

— Ага, значит, у тебя уже и списочек имеется! Папочка, — обвиваю его шею, ласково, как только могу, — Как же ты не можешь понять, пришелец ты мой родной, что у детей должны быть любящие друг друга родители. У меня не развито такое фанатичное чувство долга, как у вас, я не смогу жить с мужчиной, которого не люблю, даже если он будет трижды достойным. Мои дети будут видеть, что я несчастна и это не принесёт никакой воспитательной пользы. Понимаешь?

— Снова пытаешься заговорить мне зубы? — вздыхает Дарен, временно сдаваясь. — У нас ещё есть время. Оракулы говорят, что муж у тебя всё-таки будет.

— Привет пап! — заглядываю в его кабинет и испытываю неприятный конфуз. Я ожидала, что отец будет там один. Мало того, что в кабинете сидят Эммин с Анной, так тут ещё и Грант, которого я не видела месяца полтора или два. — Прости, не думала, что помешаю!

— Входи, доченька, ты никогда мне не мешаешь, — при слове «доченька» Анна корчит кислую мину, и в комнате сразу становится холоднее, королеву инея уже зацепило. — Ты что-то мне принесла? — отец кивает на блюдо в моих руках.

— Я ведь обещала тебе торт, вернее ты сам изъявил желание съесть «дело рук моих», а так как меня постоянно тянет на сладкое — я в последнее время каждый день изображаю что-нибудь новенькое, ухитряясь попробовать, прежде чем это слопает прожорливый Тревор. Я оставлю торт на кухне и убегу, хорошо?

— А поздороваться ты с нами случайно не хочешь? — резко бросает мне в спину Эммин, раздраженным голосом, словно я прервала их посреди яростного спора. Хотя нет, он злиться на меня, вон глазища какие тёмные, взглядом сейчас просто раздавит!

— Ты прав Эммин, я веду себя некрасиво, не хотелось вас просто напрягать собой, — раскаиваясь, пожимаю плечами. — Вы ведь не их тех, кто жаждет моей компании, Анна меня, к примеру, ко всем ревнует, Грант злится, ты солидарен с ним, так что здравствуйте и сразу до свидания. Побегу, пока мои мальчики смотрят мультики про говорящую мочалку.

— Твои мальчики? — с какой-то надрывной горечью произносит Грант, поворачиваясь ко мне в пол оборота. Что это у него такое в глазах? Мы встречаемся взглядами и уже не отводим их. — Это ты избегаешь нас, а не мы тебя, Валери. Я бы с удовольствием послушал, как в твоей жизни всё теперь зашибись, как справляется Тревор, как вы ладите? Ну же, поболтай с нами, чёрт возьми! Или ты чего-то боишься? — то, что он бы с «удовольствием послушал» им сильно преувеличено. Выражение лица у Гранта такое, словно я только что дала ему пощечину. Он свирепеет с каждым своим словом, не сводя с меня своих выворачивающих наизнанку глаз.