Это уже третья нестыковка. Первая – отцовская фамилия. Теперь сюда добавились фамилия матери и неродство с тёткой.

Кажется, я прядь волос выдрал, пока его слушал и соединял пазлы в единую картину. Так ничего и не сложилось. Да и не могло сложиться.

– Вам нужно отыскать следы двоюродной сестры Алевтины Витольдовны, Анны, не знаю уж как по отчеству, но в девичестве – Прохоровой. Вышла замуж за мужчину, чья фамилия начинается на Баку… или что-то подобное. Я хочу знать всё об этой семье.

В задумчивости постукиваю пальцем по смартфону. Пытаюсь ещё и ещё раз прокрутить в голове сведения и… ничего не понимаю. Если Тая – дочь этих Прохоровых, то при чём тут Гайдановская? Кому понадобилось пристроить безродную сироту?..

– Сложно, да, Гинц? – чёртов художник – как привидение. Не слышал, как он вошёл. И как долго он подслушивал?

– Не бойся. Я ничего ей не расскажу. Незачем путать и пугать девочку.

Оттого, что он называет мою жену так, в груди стискивается сердце, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Я сам разберусь, как мне поступить, – замораживаю его взглядом. Но этому сыну свободы и творчества плевать на мой недовольный тон и ревность. На миг я ему завидую: он может спокойно рассуждать, а значит, в голове у него стройности побольше, чем у меня.

– Бросай уже свои важные переговоры и дела, Гинц, – советует он мне на полном серьёзе. – Всё может подождать. Ты сейчас нужен ей. Побудь, сколько можешь. Успокой. А дальше уже я позабочусь, чтобы она и не скучала, и меньше о всякой ерунде думала. И ещё. К тётке ей пока не нужно. Спрятать бы её подальше. Ты подумай.

Я уже подумал. Но мне нужно ещё пару дней. Альберт тяжело вздыхает и выходит прочь. Я провожаю его тяжёлым взглядом. А затем поднимаюсь наверх.

Тая так и сидит, ссутулив плечи, на широком подоконнике. Смотрит в окно. Деревянная рама – новая, но всё же непривычная. Она уже не может называться старинной, но и новомодной её не назовёшь.

Подхожу, обнимаю Таю за плечи. Она с готовностью подвигается, приглашая меня сесть.

– Я хочу к ней, – она откидывается, прижимаясь ко мне спиной. Расслабляется немного. – Она… единственное, что у меня осталось от семьи. Не возражай, пожалуйста, прошу. Да, знаю: тётя Аля не лучший образец хорошей тётки для сироты, но бросить её сейчас – бесчеловечно.

– Она не брошена. За ней ухаживают. К сожалению, Жоркина клиника не специализируется на черепно-мозговых травмах, но она получила квалифицированную помощь. Возле неё – охрана и мать. Я попросил её помочь.

– Почему, почему я не могу быть с ней? – в голосе Таи отчаяние.

– Потому что это опасно. Есть вероятность, что голову ей проломили. Никакого Феди рядом не обнаружилось. Более того: нет в доме вещей, указывающих, что он проживал с тёткой. Как будто и не было никого. Я и там оставил охрану, но, думаю, он не появится. Такие подозрительные субъекты выныривают из ниоткуда и исчезают внезапно. Он знает тебя в лицо, Тая.

Она судорожно вздыхает. Я обнимаю её за плечи, поглаживаю, успокаивая.

– Дай мне два дня. И я заберу тебя отсюда. Позабочусь, чтобы никто и никогда не смог до тебя дотянуться.

– Мне и здесь неплохо. Я почти птица в клетке. Видишь: обжила место под крышей. Спать только здесь не могу – убегаю в бабушкину спальню, где до сих пор пахнет тобой.

– До сих пор? – ничего не могу с собой поделать – целую её в шею, тянусь ладонями к груди. Она выгибается у меня в руках, давая почувствовать, как твердеют её соски.

– Смеяться не будешь?

– Нет, – прохожусь губами по плечу, стягивая футболку, открывая нежную кожу.

– Я поменяла простыни, а старые оставила рядом. Когда совсем плохо, я касаюсь их лицом. Закрываю глаза и представляю, что ты рядом.

– Моя фетишистка.

– Твоя, – поворачивается ко мне и обнимает. Губы наши встречаются, как два космических корабля в далёком безвоздушном пространстве. Стыкуются, сминают, пробуют друг друга на вкус. Это контакт. Общение с инопланетным разумом.

Я подхватываю её на руки и несу к белому дивану. Стягиваю нетерпеливо с неё шортики. Диван безбожно скрипит – старая развалюха, но мне сейчас плевать. Целую Таину грудь, слышу, как она дышит, выгибается, жмурюсь, когда её пальцы зарываются в мои волосы. Спускаюсь ниже и ниже, целую её всю, а потом губами раздвигаю упругие складочки. Прохожусь языком сверху вниз и обратно. Моя. Желанная. Такая близкая. Мой ненасытный рот дарит ей ласку, а мне – удовольствие от этой слишком интимной близости. Я сам готов кончить от её стонов и экстаза, что дрожью проходится по всему её телу.