– Ой, а ты не знала, да? А я проболталась, дурочка…

Надавить на Синицу – плёвое дело. Вскоре я знала весь расклад. Как по нотам. Вот почему он мутил воду. Вот почему мне нужно скрываться. Полиция подозревает, что это я его… могла.

У меня крыша от новостей поехала. Я с Линкой даже не попрощалась. Отключилась тупо и села переваривать услышанное. Зачем он скрывал от меня? Да, просил не спрашивать. Потерпеть. Но его желание обложить меня со всех сторон бронёй, отгородить от мира и людей мне не понятно. Сколько ни скрывайся, рано или поздно придётся встретиться лицом к лицу с проблемами. Или он наивно думал, что рассосётся?

Пока я накручивала себя и распалялась, телефон затрезвонил ещё раз. Линка. Она не может, чтобы не перезвонить. Будет сейчас извиняться, беспокоиться. Я ответила не глядя. Но вместо Линки в трубку кто-то дышал. Громко и ровно, словно йогой занимался. Или дыхательной гимнастикой.

Меня мороз по шкуре продрал. До основания. На три моих жалких «алло» никто не ответил. Я сбросила вызов и сидела, смотрела, как подрагивают мои руки. Федя? Грохнул тётку, а теперь решил показать, что знает мой номер? Что будет вести психическую атаку и пугать?

Я отключила телефон. Нужно будет попросить Аля отвезти подальше и выкинуть гаджет в кусты. Или мусорку. Или бомжу какому-нибудь подарить. Паранойя – это заразно. И уже идея с кучей телефонов не казалась мне дурацкой.

Наверное, стоило позвонить Эдгару. Но я никак не могла отойти от открывшейся внезапно правды. И злилась, и переживала. И не хотела добавлять ему беспокойства. Я решила его дождаться. Контрольные два дня. Послушать, что он расскажет. Ведь обещал.

А потом в один момент стало всё безразлично. После того, что я увидела и услышала. Это как нестись на огромной скорости и не заметить прозрачного стекла. Врезаться в него всей грудью и упасть от удара. От потери дыхания. От невозможности собрать себя по частям, когда ты разбит вдребезги.

Выздоровел я или нет – не имело больше смысла валяться в клинике. Ждали дела, сходила с ума от беспокойства мать. Бунтовал Леон, запертый в четырёх стенах. Я всю семью охранял, как ценный груз. А Таю – втройне. Аль, как я думал, – слабая защита. На него я и не надеялся.

Моя девочка оставалась с этим… как бы помягче его назвать… лишь потому, что я не хотел лишить её хоть какой-то видимости свободы. Не хотел запирать её в неизвестном месте с неизвестными людьми. Сложно в этом признаться, но я никому не доверял. Даже сто раз проверенным и надёжным безопасникам. Всегда существовала вероятность, когда события устремлялись совершенно по другому, непредсказуемому сценарию.

С Альбертом я поговорил перед уходом. С глазу на глаз.

– На кой чёрт ты собрал великих сплетниц в своём доме? Тебе неймётся очернить меня в Таиных глазах? Не пойму смысла в этом великом действе.

– Расслабься, Гинц, они иногда забавные вещи болтают. К тому же, всегда можно найти тех, кого стоит опасаться, а на кого, в случае чего, можно и опереться.

– Тая не из их круга – как ты этого не понимаешь? Они все для неё – чужие и злобные. Те, кто готов при первой возможности подножку поставить. Тая впечатлительная и – вполне вероятно – беременная. Лучше ничем её сейчас не тревожить. Я сам во всём разберусь. Вся эта мутная история разъяснится – и всё. Конец. Мы сможем зажить нормальной спокойной жизнью.

Этот мачо смотрит на меня задумчиво. Крутит в руках ярко-жёлтую губку. Ловкие пальцы.

– Ты сам в это веришь, Гинц? В спокойную жизнь? В то, что Тая согласится жить в изоляции? Если ты надумал основательно строить семью, ты не с того начал. И не к тому придёшь. Закончится всё тем, что она тебя бросит. Не выдержит одиночества, двойных стандартов. Недомолвок, в конце концов. Ты – человек бизнеса. Крупного, между прочим. Хочешь ты или нет – твоя жизнь постоянно под прицелом, обсуждается, обмусоливается. И если ты будешь прятать жену, поползут ненужные слухи. О слабоумии, например. О рязанской бабе из деревни. Например.

– Это частная жизнь, – я почти рычу, – то, что должно храниться за семью печатями. И плевать, кто что подумает или выдумает. Это проблемы тех, кто носится со сплетнями наперевес.

– Горячку не пори, – советует он мне хладнокровно. Сукин сын. – Я изложил собственные мысли, а ты не пенься, а подумай. Взвесь. У тебя мозги нормальные. Поймёшь, что нужно не прятать, а выпячивать достоинства. А жена у тебя как раз из разряда явных преимуществ. Будет жаль, если досталась дураку.

– Жалеешь, что тебе не досталась? – меня так и подмывает сделать какую-нибудь гадость. Лучше подраться. Но это уже совсем из отряда идиотских поступков. В тридцать семь подобным страдать – себя не уважать.

– Жалею, – спокойный, как удав. И эта его рассудительность, прямота, честность подкупает. Невольно. По крайней мере, он не стал юлить и оправдываться. Плюс ему в карму. – Но философски отношусь к подобным вещам. Что ни делается – к лучшему. А я свой шанс упустил. Три года назад.

– Да она ребёнком была три года назад! – почему-то сам факт, что Тая любила этого павлина, неимоверно меня бесит.

– Ну, не таким уж и ребёнком – раз, а во-вторых, мне ничего не стоило её подождать. Но я решил тогда по-другому, так что радуйся – радость продлевает жизнь, а от злости портятся зубы и появляются преждевременные морщины. К тому же нервные клетки не восстанавливаются. И закрыли эту тему.