Сева спит на диване у меня в кабинете. За окном рассвет. Его вырубило, как только голова подушки коснулась. Славная ночь выдалась. Жаль, что печальный повод нас свёл. Лучше, конечно, работать в удовольствие, а не в жесточайшем ритме.

Недавно ушёл юрист. Все в доме спят. Я один брожу, как медведь-шатун, завариваю ещё одну порцию крепкого кофе.

Где-то там, в огромной квартире-студии, спит моя жена. Не хватает её голоса и смеха. Рук и нежных губ не хватает. Но всё это позже. Когда утрясётся.

– Я бы не смог, – честно признаётся Сева, когда я позвонил охране и выяснил: с Таей всё в порядке, и она, и художник никуда не выходили, гостей не принимали. – Рванул бы, чтобы убедиться, что всё в порядке.

Я бы тоже сорвался с места, но сейчас приходится по-другому расставлять приоритеты. Терпение. Я научился подавлять чувства, но невыносимо хочется спокойствия. Не тревожной тишины, готовой очнуться от любого шороха или звонка, а настоящего блаженного сна в собственной постели, где ждёт меня Тая.

У меня сегодня сложный день. Встреча с Варшавиным в девять, со следователем – в полдень. Ворох незаконченных дел. Я борюсь лишь потому, что боец и привык побеждать, выигрывать любые битвы.

Всклокоченный и сонный на кухне появляется Леон. Лицом к лицу мы сталкиваемся с ним впервые после скандала. К его чести, он не пятится и не пытается делать вид, что меня здесь нет. Смотрит хмуро. В глазах – упрямство.

– С добрым утром, Эдгар.

Ну, можно сказать и так. Часов пять на часах. Не ночь – однозначно.

– Привет, брат, – слова даются намного проще, чем я думал. Я не чувствую к нему неприязни. Молодой породистый щенок. Слишком гордый и амбициозный, конечно, но это скорее плюс, чем минус.

– Не было возможности поговорить раньше. Но сейчас я хочу сказать: в том, что тогда случилось, нет Таиной вины. Это я спровоцировал не очень хорошую ситуацию. Думал, рядом с тобой ей не место. Ты же любого можешь сломать. И её ничего не стоит.

– Слишком смело, – смотрю, как он без зазрения совести наливает в свою чашку мой кофе и пьёт. И слова мои, конечно, не о напитке сейчас. – Тебе не кажется, что иногда стоит не вмешиваться? Или хотя бы понаблюдать со стороны, прежде чем делать собственные выводы, которые не всегда правильные?

– Кажется, – бурчит он. И это почти извинение. Вряд ли я дождусь чего-то другого от него. Но пусть хоть так. – А ещё мне кажется, что невыносимо, когда тобой командуют, решают всё за тебя.

Он осторожно ставит чашку на стол и поднимает глаза.

– Я хочу уйти отсюда. Жить своей жизнью. Ладно, мама и малыши. Им с тобой и спокойнее, и лучше. Мама счастлива наконец-то. Все дети при ней. Она может о нас заботиться и не думать о завтрашнем дне.

Хуже всего, что о завтрашнем дне нужно ломать голову мне. Не знаю, сможет ли мать пережить очередной катаклизм. Особенно, в свете последних событий. Понравится ли ей снова вернуться в нищету? Ну, с нищетой я загнул, но если всё пойдёт плохо, придётся какое-то время пожить достаточно скромно.

– Придётся потерпеть, Леон, – говорю прямо. – Сейчас не лучшие времена, чтобы жить врозь. Обещаю: как только немного наладится, каждый будет волен жить, как ему нравится.

Он смотрит на меня долгим взглядом и больше ни о чём не спрашивает, что тут же вызывает подозрение, что когтистой лапой царапается внутри.

– Ладно, пусть будет так, – неожиданно легко соглашается брат. Подозрительно легко. – Я с собакой гулять. И с охранниками твоими чёртовыми.

– Им полезен свежий воздух. И псу, и безопасникам, – кидаю я в спину Леона и мрачно улыбаюсь.

Мальчишка уходит не оборачиваясь. Надо бы полюбопытствовать, чем он там занимается, юный хакер. Чёрт побери, но я бы, наверное, предпочёл, что подслушка в моём телефоне – это его рук дело. Но понимаю: вряд ли. Как-то не похож мой брат на подглядывающего и подслушивающего исподтишка. Он скорее в лоб всё вывалит, чем будет шпионить на расстоянии. Но это только ощущения. Перестраховка ещё никому не мешала.

Офис у Варшавина стандартный. Помесь бетона и стекла. Ничего необычного и из ряда вон не выходящего. Я прибываю минута в минуту. Меня ждут. Секретарша, больше похожая на престарелого вояку с усиками, проводит в кабинет.

Варшавин не делает вид, что безумно занят, и встаёт мне навстречу, чтобы пожать руку. Крепкое пожатие. Прямой взгляд. Задумчивое выражение лица.

От него не скроешь воспалённые веки и покрасневшие глаза, а в остальном я выгляжу сносно: крепкий кофе и контрастный душ ещё и не таких на ноги поднимали.

– Мне жаль, что у тебя не лучший период, Эдгар, – ничего не значащие пустые слова. Пресловутая вежливость. Но, видимо, прежде чем встречаться, он тщательно собрал все сплетни и факты.