– Так и с мокрыми штанами можно остаться, правда?

Кажется, он единственный, кому всё нравится. Я не собираюсь смягчаться. Что за детский сад? Делаю шаг вперёд. На мне виснет Тая. Ещё одна защитница всех бедных и несчастных.

– Это Лада Бакунина. Родная сестра моего отца.

– Не могу сказать, что приятно с вами познакомиться, – рычу я, прикрывая руками свою девочку.

– Я думала, это отчим, – оправдывается девушка. Глаза у неё виноватые. Но как-то меня не трогает её смущение. – Если я Настю нашла, он тоже не промах. Достаточно за вами понаблюдать, куда вы ездите, где бываете.

– Ну, и как бы вы защищали? Здоровый мужчина в два счёта вас обезоружил бы.

– А, может, и нет, – поводит она плечом и сердито смотрит на Альберта. – Антон – трус, каких ещё поискать. К тому же страдает парой-тройкой фобий. Я никогда бы не сделала ничего плохого девочке. Не для того я спасала её и рисковала собой.

– Лада, – проникновенно смотрит моя жена в глаза тёте, – в следующий раз лучше сопровождай свои действия словами. А то как-то пистолет в твоей руке без объяснений выглядел страшно.

Альберт смеётся не скрываясь.

– Она хотела Тайну забрать. Спрятать, – докладывает он, хищно следя за моей реакцией.

– Вы опоздали, – уже невозмутимо и спокойно, с прохладцей, чтобы не выдать бушующих внутри чувств. – Тая больше здесь не останется.

– Может, на «ты» перейдём? – Лада сжимает в руках чашку с чаем. Вместо пистолета, я так полагаю. Есть люди, которым обязательно что-то нужно в руках крутить. Видимо, Лада – из их числа. Очень беспокойные пальцы. Но на нервную она не похожа. Скорее на перпетуум мобиле, что бесконечно двигается у неё внутри и заводит в бесконечный бег конечности.

– Можно и на «ты», – соглашаюсь. Мне сейчас жизненно необходимо стрясти с неё кое-какую информацию.

– Ты уже знаешь мою историю? – спрашивает Тая, и я для надёжности прижимаю её к себе покрепче. Не хочу ни единой секунды больше терять. Моя. Хватит уже, натерпелись.

– В общих чертах. Кажется, твою историю не знает только ленивый. Я бы послушал первоисточник, – киваю на Ладу. В животе у меня недовольно урчит, Тая радостно смеётся и легко уходит из моих объятий.

– В общем, чай на нашей планете против инфицирования – это была плохая идея, – произносит она и чуть ли не на половину залезает в холодильник. Я вижу только её обтянутый джинсиками задик. Вижу – и больше не могу взгляд отвести.

Художник смеётся снова. У него там, вероятно, мешок внутри со смехом порвался – ха-ха да ха-ха.

– Вы пока беседуйте, – выныривает Тая с «уловом». Щёки у неё порозовели, глаза блестят, – а я пока приготовлю обед. Самое время. К тому же, ни инопланетяне, ни коренные жители не должны умирать с голоду. Это противозаконно.

Лицо у меня, наверное, потеряно для общества. К Альберту подключается и Тая. За столом прикрывает лицо руками Лада. Плечи у неё трясутся. Хохочут. Вот как. Ну, ладно.

– Ты не обращай внимания, Гинц. Тайна нынче в космическую фантастику играет. Особенно после блокбастеров в сети с твоим участием.

Чёрт. Тая старательно прячет взгляд. И смех у неё на губах замирает. Но с этим мы разберёмся позже. Наедине. А пока не мешает весь расклад узнать, чтобы было и куда дальше идти, и кому морду бить. Образно выражаясь.

Я увожу его сразу, как только умолкает разговор. Как только тарелки у всех оказываются пусты. Даже Лада ела с аппетитом, хотя я думала, что не притронется к еде, как не прикоснулась к чашке с чаем.

С Эдгаром она говорит по-другому. Сухо. Факты. Эмоции, что выплеснулись в беседе с Алем, спрятались в ней под толстую броню. Кажется, эта женщина умеет повелевать. И руководить – тоже. Не беспомощная и сейчас – не совсем женственная. В ней есть нечто, что роднит её с Эдгаром: тот же цепкий взгляд, умение говорить жёстко и по существу. Как будто две разные женщины.

Я вижу, как поглядывает на неё Аль: с затаённой тоской во взгляде, что пропитан иронией, сарказмом и не понятно, чем ещё – улыбка бродит у него на губах. Кривая и немного циничная. Сейчас он тоже не похож на того страстного и сумасшедшее прекрасного мужчину, что целовал Ладу так жарко, что, казалось, плавится воздух и стены.

Дистанцировался. Не остыл, нет. Спрятался в «домик» своих чувств. Интересно, надолго его хватит? И кто из них сломается первым?..

Я чувствую, как от сытой еды ведёт Эдгара: он с трудом удерживает глаза открытыми. Черты лица – каменные. Сколько он не спал? Что пришлось ему пережить за то время, что мы не виделись?

Сердце сжимается от боли и тревоги. Мой несгибаемый муж. Мой Железный Дровосек, у которого появилось сердце. Я так хочу думать и верить. Потому что, наверное, всё так и есть. Он пришёл. Появился. Не бросил меня, а я… придумывала глупости.