Шрифт:
Но я уже есть – живая и горячая. Из меня ничего не нужно лепить. Я сама могу измениться – пожелай он этого. Захоти он чего-то. Ему нужно только попросить.
– Как ты смотришь на то, чтобы… – он запинается, чертыхается сквозь зубы, сжимает руку в кулак. – Не думал, что это так тяжело сказать.
– Приказывать легче? – толкаю я его в пропасть, из которой он должен выбраться сам.
– Да, – в глазах его мелькает сумрачное упрямство, а затем черты лица смягчаются, словно он увидел что-то очень красивое. – Ладно, я сделаю это. Как ты смотришь на то, чтобы избавиться от противозачаточных таблеток?
Это слишком сильно, чтобы ответить сразу. А ещё – не совсем понятно, учитывая, что он никогда не хотел детей. Я слишком хорошо помню последнюю сцену. И как он контролировал меня – тоже помню.
– Если я перестану их принимать, у нас может появиться ребёнок, – делаю осторожный шажок в опасную зону. Эдгар закрывает глаза.
– Если я говорю об этом, значит хорошо подумал.
– А у меня есть возможность подумать и решить? – смотрю я на него пристально. – Или это всё же приказ?
– Нет, конечно, – вздыхает расстроено. – Это предложение. Почти как руки и сердца.
– Вместо «выходи за меня замуж» – «давай сделаем ребёнка»? – я хожу по лезвию, на самых кончиках пальцев, и он терпит. Не рычит и не сердится. Не хмурится. Руки его лишь жарко касаются кожи, выискивая самые нежные местечки. Я невольно вздрагиваю, выгибаюсь. Возбуждение накатывает волнами. Пульс гулко отстукивает ритм в губах, что ждут, когда же их поцелуют.
– Нет, всё не так, – шепчет мой муж, прикасаясь губами к моей шее. – Выходи да меня замуж, Тая Гинц, и давай родим ребёнка, когда ты будешь к этому готова.
И больше нет слов. Я проваливаюсь в него. Лечу, расставив руки-крылья, ныряю в толщу океанской глубины и пробкой выскакиваю наружу – к свету и солнцу, к горячим губам, к жадным и нетерпеливым рукам, что стягивают с меня остатки одежды, освобождая и порабощая одновременно.
Выгибаюсь, шепчу его имя, раствораяюсь.
Принимаю его, повинуясь настойчивым толчкам его бёдер.
Наполняюсь им как сосуд. Без него я – полая чаша. С ним – бесценный груз.
Двигаюсь вместе с ним, оплетаю ногами. Прижимаю руками упругие ягодицы. Заставляю войти так глубоко, как только можно. Это сладко. Сумасшедше прекрасно.
– Люблю тебя! – вскрикиваю, достигая пика.
– Моя. Любимая. Тая, – выдыхает Эдгар вместе с последними толчками.
Ловлю телом его дрожь. Принимаю в себя его семя. Не знаю, что будет завтра. А сегодня – мы вместе. Единое целое. Космическое инопланетное существо с двумя парами глаз, с двумя сердцами, четырьмя руками и ногами. У нас всё парное. И одно на двоих.
За окном барабанит дождь – внезапно. Врывается влажный воздух, что пахнет влагой и нагретой крышей. Где-то там бурлит жизнь. А здесь она остановилась на миг, потому что прекрасна и совершенна. Потому что там, где хорошо двоим, обязательно появляется кто-то третий, чтобы сказать: жизнь продолжается, она есть и никогда не прекратится.
40. Эдгар
– Утомил девчонку? – довольно улыбается Аль. Пока Тая принимает ванную, я на кухню глаз положил – доедаю остатки обеда. Вкусно. А ещё – соскучился по Таиной стряпне. Кажется, человек моментально привыкает к хорошему. А с женой у меня очень много приятных моментов. И встречи на кухне – одни из них.
Аль появился бесшумно. Я бы не желал иметь в доме привидение, к тому же прожорливое: он присоединяется ко мне.
– Где Лада? – спрашиваю в ответ, не желая отвечать на дурацкие вопросы.
– Улетела птичка. Её в клетке не удержишь, хоть десять штампов в паспорт поставь.
Голос у него с горчинкой. С этим индивидуумом всё понятно.
– Она оставила все координаты, – протягивает он мне визитку. – Сказала, что будет за отчимом следить. А ещё сказала, что обязательно приедет. У Насти… у Таи, – поправляется он, – через неделю день рождения. И хочешь ты её видеть или не хочешь – она явится.
– Целеустремлённая, – хмыкаю я, – но мы таких любим. Как ни крути, родственница.
У художника глаза словно пеплом посыпаны. Я его понимаю, но жалеть не буду. Взрослый мальчик – разберётся. Тем более, что… этот дом, студия, кухня и даже мансарда – перевёрнутая страница почти. Для Таи, для меня.
И сейчас я почему-то благодарен этому нечёсаному типу, что ворует у меня остатки еды. Я даже хочу с ним поделиться. Потому что завтра здесь больше не будет Таи. Он снова останется один. Со своими тараканами, страхами, радостями и печалями. И без завтраков, обедов и ужинов, что, пусть неидеально, но очень вкусно готовит моя жена.