Оба в изумлении уставились на него. Они ничего не поняли, даже Эрлмен, тем более Пени, а ведь для Дона все было ясно как дважды два, убийственно ясно.

– Поступки человека вытекают из его характера, - пояснил Дон.
– В определенных условиях он будет действовать определенным образом, и это можно предусмотреть. А каков характер у Клайгера? Тихий, кроткий, безобидный, что ему ни скажи - без звука выполнит и ничего не спросит. Так он и жил все десять лет, пока его обучали и натаскивали, чтобы "видел" все дальше и яснее. И вот в один прекрасный день он "увидел" в будущем такое, что привело его в совершенное отчаяние, да настолько, что правила и привычки всей жизни полетели кувырком. Он уговорил остальных помочь ему удрать. Они вообразили, что он и им хочет помочь, а может быть, решили нам что-то доказать, теперь это уже не важно. Важен Клайгер. Он удрал. Он воровал. Он старался каждую свою минуту заполнить тем, что для него высшая красота. Человек иного склада кинулся бы пить, играть в карты, гонялся бы за женщинами, а Клайгер помешан на старине, на всяких редкостях. Вот он и украл старинную китайскую вазу.

– Да почему?
– Пени невольно тоже заинтересовался.

– Потому что увидел последнюю войну.

Дон подался вперед, забытая сигарета погасла, глаза горели - во что бы то ни стало надо заставить их понять правду.

– Он увидел: конец всему. Увидел собственную смерть, и ему захотелось, бедняге, перед смертью хоть немножко пожить.

Все было разумно. Даже Пени это понял. Он еще раньше просмотрел все секретные данные о Клайгере, подробнейший отчет о его поведении за все годы, психологический анализ каждого его шага и поступка и соответствующие выводы. Служба безопасности знает свое дело.

– Это...
– Пени с усилием проглотил комок в горле.
– Этого не может быть!

– Это чистая правда.
– Дон зажег потухшую сигарету.
– Он мне рассказал - у нас было вдоволь времени для разговоров. А не то как бы мы его поймали? Он бы вовек нам не попался, была бы только охота. Но ему надоело, и страх одолел, ужас смертный. Он непременно хотел посмотреть выставку - и ждал, что пуля Бронсона его прикончит.

– Постой, постой!
– Эрлмен нахмурился, недоуменная складка прорезала его лоб.
– Ни один человек в здравом уме не пойдет сам навстречу смерти. Это же просто бред!

– Вот как?
– мрачно спросил Дон.
– Пораскинь-ка мозгами.

– Оно конечно, пуля - штука аккуратная: раз - и готово, - рассуждал Эрлмен.
– Но ведь он же не умер! Ты ж помешал Бронсону!

– Вот тут-то я и стал "предателем".
– Дон раздавил окурок.
– Я помешал Бронсону и этим доказал, что будущее можно изменить, что даже такой провидец, как Клайгер, предвидит только возможное, но не неизбежное. И у нас появилась надежда, у нас обоих.

Он встал и поглядел сверху вниз на Пенна, обмякшего в кресле, стараясь не замечать бешеного, ненавидящего взгляда генерала. Тут тревожиться было не о чем.

– Иначе быть не могло. Если мы хотим избежать того, что увидел Клайгер, надо сломать привычные рамки. И я переправил его к красным, он готов выполнить свой долг. Они узнают правду.

– Они переймут все наши находки!
– Пени вскочил на ноги.
– Они создадут такие же объекты, и мы лишимся самого большого нашего преимущества. Да вы понимаете, что вы наделали, Грегсон?

– Я открыл окно в будущее - и для них, и для нас. Последней войне не бывать!

– Вот ловкач!
– Пени даже не пытался скрыть злобную издевку.
– Ну и ловкач! Взял да и распорядился, никого не спросясь. Ты у меня за это подохнешь как собака!

– Нет, генерал, - покачал головой Дон.
– Не подохну.

– Не надейся! Сейчас отдам приказ, и тебя расстреляют!

Дон улыбнулся, наслаждаясь своей новой, непреложной уверенностью в будущем.

– Нет, - сказал он.
– Не расстреляют.