Оба долго молчали, потом Дон собрался с духом: - Как хотите, а вам придется это обдумать. Во-первых, побег был организован. Погас свет управляемая внушением крыса перегрызла питающий провод. Одному из часовых неизвестно почему вдруг стало худо, и на минуту из цепи охраны выпало одно звено. Были и другие мелкие происшествия, тоже не случайные. Собственно, вся эта орава могла при желании преспокойно уйти оттуда.

– Но ведь никто больше не ушел!
– Пени с силой стукнул по сиденью. Ушел один Клайгер! Это, повашему, что-нибудь доказывает?

– Что именно? Что он хотел сбежать к красным?
– Дон пожал плечами. Тогда что же его удерживает? Он уже сто раз мог с ними связаться, стоило только захотеть.

– К чему это вы клоните?
– Пени начал терять терпение.
– Может, по-вашему, эти там... уроды приставили мне к виску револьвер? Вы говорите, они согласны помочь, но на определенных условиях. Ха! Условия!
– Он сжал кулак.
– Неужели они не понимают, что страна на грани войны!

– Они хотят как раз того, что мы, по нашим словам, пытаемся отстоять, - сказал Дон.
– Они хотят толику свободы. Разве это такое уж наглое требование?

Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и снова увидел обитателей Дома Картрайта. Иные, по словам Мэлчина, провели там по двенадцать лет. Долгий срок.

Чересчур долгий для того, чтобы послушно оставаться подопытными кроликами, чьи таланты здесь взращивают, развивают и эксплуатируют. Но генерал даже не считает их людьми. Для него они - "уроды", просто еще одно оружие, которое надо готовить к бою, а пока прятать и охранять - и уничтожить, если есть опасность, что оно попадет в руки врага.

– Что?
– Он открыл глаза, вдруг сообразив, что генерал что-то ему говорит. Пени злобно сверкнул глазами.

– А без их помощи вы не сможете его изловить?

– Не знаю.
– Дон поджал губы, сдвинул густые брови, и взгляд у него стал отрешенный и сосредоточенный.
– Наверно, мы взялись за дело не с того конца. Вообразили, что нужно всего-навсего поймать беглеца, и упустили из виду, что беглец-то необыкновенный, вот у нас ничего и не вышло. В поступках Клайгера есть своя закономерность. Надо понять, почему он сбежал, - и мы поймем, чего он добивается.

– А разве не за этим вы ездили в Дом Картрайта?
– Пе.нн даже не потрудился скрыть насмешку.

– Да. И мне это удалось.

– Но тогда...

– Он украл старинную вазу, - сказал Дон.
– Поймите цель - и вот вам ответ.

Макс Эрлмен лежал на постели и глядел в потолок.

В маленьком гостиничном номере было тепло, всюду разбросаны пожитки трех постояльцев. На стене кривовато висела большая карта города, сеть улиц утыкана разноцветными булавками. В сумерках смягчились резкие линии бетонных джунглей за окнами и даже кричащие огни реклам уже не так резали глаз.

Сидевший за столом Бронсон шевельнулся, и в нос Эрлмену ударил острый запах ружейного масла. Он закурил, чтобы прогнать эту вонь, и с отвращением поглядел на Бронсона.

– Может, хватит?
– Макс ткнул сигаретой в сторону револьвера, который усердно чистил и собирал Бронсон.

В воздухе повисла струйка дыма. Бронсон и бровью не повел.

– Что ты такое, Бронсон?
– Эрлмен рывком спустил ноги с постели, его трясло от злости.
– Ходишь, ешь, спишь, наверно, и говорить мог бы при желании, но человек ли ты?

Металлическое пощелкивание ни на миг не прекратилось, . Бронсон вновь собрал свой револьвер. Сунул его в кобуру, молниеносно выхватил и вновь спрятал.

Эрлмен вскочил на ноги, его глубоко сидящие воспаленные глаза злобно сверкнули. Он обернулся - в комнату вошел Дон, лицо у него было усталое.

– Ничего?
– Макс заранее знал ответ.

Дон покачал головой.

– Никаких перемен.
– Дон пересек комнату, остановился перед картой на стене и стал изучать разноцветные булавки.
– Тут все помечено?

– Все как есть.
– Эрлмен выпустил струю дыма прямо на карту.
– Если мне кто-нибудь скажет, что это некультурный город, я разорву его на куски. Куда ни плюнь, сплошь картинные галереи, музеи, выставки, антикварные лавки, миссии и прочая ерунда. Я их все тут отметил.
– Он покосился на мрачное лицо Грегсона.
– Больно уж их много, Дон. Чересчур.

– Можно и поубавить.
– Дон вздохнул, напряжение последних недель все росло внутри, а за последние дни нервы натянулись до отказа. Он заставил себя расслабить мышцы, несколько раз глубоко вздохнул, стараясь забыть о спешке и истерических командах Пенна.
– Иностранные фильмы, современное искусство, новомодные картины, выставки абстракционистов - это все ни к чему. Собрания марок, торговые миссии, выставки машин и оборудования тоже долой. Займемся лишь старинным, редкостным, прекрасным.