Толстой Алексей Николаевич
Шрифт:
В одном сомнение - будто не Харитонов учил кошевников в подвале, а говорят, сам Ергин, увидев, что промахнулся и Володю на мучение обрек, устроил такой маскарад.
Действительно - откуда вдруг у Ваньки Ергина появились большие деньги и почему кошевники, как завидят его, прочь бегут, - в нем была, значит, причина...
Харитонов, пожалуй, действительно ни при чем - виданное ли дело боярину, хотя бы и мертвому, так шибко за ворами бегать.
А все остальное истинная правда.
ТЕРЕНТИЙ ГЕНЕРАЛОВ
Наш городок завалился за крутой горой у синей реки.
Гора высокая и наверху поросла лесом; а все дома и домишки обращены окнами на реку, что бежит бог знает откуда, загибает пологой дугой у горы и уходит на юго-запад в леса.
За лесом солнце каждый день садится на покой, и тогда окна в городе загораются, как пожар, и путнику, бредущему издалече по кочкам и тропам заречной луговины, радостно смотреть на яблоки церквей и кресты, и под ногами его в лужах и перетоках играют красные отблески.
Теперь от города в луга бежит песчаная насыпь с двумя полосами рельс, пропадая в лесах, откуда два раза в день вылетает белый дым и свистит машина.
Теперь летом и зимой можно подъехать к нашему городку, где на главной улице в праздничный день гуляют и начальник станции, и телеграфист, и заезжие жулики.
Теперь горожанин запирает на ночь окна и двери; Павел Иванович, например, живет за восемью железными крюками; а Кузьму Кузьмича недавно нашли связанным - во рту кляп, горница студеная; спасибо, кот спас, лег на живот и предохранил от простуды.
Теперь и мехов меньше и мясо дороже, а гарнизонные инвалиды только слава, что со штыками ходят (раньше стояли у нас калмыки в ужасных шапках, с луками и стрелами - как черти), и в церкви служат не так уж уютно, - все старое вывела железная дорога за пятнадцать лет...
Не изменился только звон литых колоколов, да, пожалуй, сапожник Терентий - человек необыкновенный.
В дни, одному Терентию понятные, одолевал его злой запой; когда же все это кончалось - летом или зимой, - уходил Терентий на речку, неся удочки, а впереди бежала белая его собачка, держа во рту ведерко с червями.
Завидя Терентия, увязывались и мальчишки за ним на реку - глядеть, как сапожник будет есть рыбу.
– Пескарь - тонкая рыба, - говаривал Терентий, вытянув пескаря, - надо его умеючи кушать, - и, хлебнув из пузырька водочки, ел пескаря живьем.
Мальчишки, толкая друг друга, показывали пальцами Терентию в рот, собачка глядела на поплавок, наставя уши, а Терентий, подмигнув, продолжал:
– Ох, боюсь я, как бы из-под коряги опять водяной не вылез: не любит, когда на берегу кричат...
Мальчишки, зная Терентьеву славу, разбегались в страхе; Терентий же, очень довольный, досиживал до темноты, когда в речной воде за опрокинутым лесом разливался и погасал багровый закат. Тогда, в сумерках, опускал Терентий волосатую голову на ладонь и принимался петь жалобные песни - не то звал кого-то, не то жалел.
Слыша отчаянные эти песни, городские кумушки, стоя у открытых калиток, говорили друг другу:
– Терентий опять воет. Что и за человек!
– Женить, что ли, его, ведь как мается...
– Кто за такого пойдет; разве не знаете, милые, что с Терентием было?
– Слыхала я что-то краем.
– Если бы не ночь, рассказала бы, милые...
– Неужто деньги делал?
– Нет, не деньги... Слышите, как воет вот оно что...
Неизвестно, выделывал Терентий деньги или нет, но часы, например чинил отлично; вытравлял клопов и мышей; и не только эта дрянь - черви в лошадях слушались Терентия: заговорит он их на три зори, черви клубком свернутся под лошадиной шкурой и вывалятся на навоз.
Но кумушки у отворенных калиток не знали и половины необыкновенной истории, которая произошла с Терентием, когда еще железная дорога не пересекала от леса топкую равнину; когда к нашему городу можно было пройти только через опасные тропы или по снегу на лыжах; когда на реке и в узких переулках да в ригах творились дела... Но их на ночь и не вспоминать лучше.
Терентий пришел в наш город босым парнишкой, с мешком за спиной, и назвался генеральским сыном - "папенька, мол, пролил кровь через турок, а я принужден добывать пропитание в невежестве".