Толстой Алексей Николаевич
Шрифт:
– Что они?..
– прошептал Собакин.
Со звоном разбилось стекло, и камень, упав на письменный стол, опрокинул вазу с ковылем, и в разбитое звено влетели крики:
– Бей окна, пусть выходит.
– Эй, барин, выходи, говорить хотим.
– Архипа нам давай...
Архип, ловкий и гибкий, отпрыгнул к стене и с глаз отбросил густые волосы, повелительно сказал:
– Свет, барин, туши.
Собакин дунул на свечу, и стало невыносимо страшно, и яростнее закричали мужики:
– Выходи!..
Несколько стекол со звоном вылетели, и Архип дико вскрикнул...
Прижимаясь к пахнущей потом его спине, шептал Собакин:
– Что же это будет?.. Боже мой.
– Не выйдешь, сами достанем, - кричали мужики, и несколько голов в шапках появилось в окне.
– Лезь, братцы, нечего глядеть...
Архип выстрелил... Сразу все стихло... И часто и пронзительно застонали под окном.
Мужики отступили, совещались, заспорили все громче...
– Неси, сена неси, соломы, - закричали голоса.
– Подпалим.
– Выкурим голубчика.
– Лови!.. Лови его!..
– разгорелись крики. Визг, топот, глухие удары.
– Работников наших бьют, - прошептал Архип.
– Теперь нам не иначе, как в сад бежать, палить сейчас будут...
– Балконная дверь замазана наглухо.
Архип помолчал, потом приложился и выстрелил. Осветилась стена, поваленное кресло и Собакин без штанов, в ночной рубашке...
Архип, не целясь, выстрелил еще, и едкий дым наполнил комнату. Собакин тоже выстрелил, сильно отдало в плечо и щеку.
Вдруг под окнами осветилось красное пламя и бойко затрещало.
Стало яснеть, мужики с радостными криками отбежали, камень ударил Собакина в лицо... Пошла кровь, и Собакин стиснул зубы, застонал. Архип, пригнув его к полу, пополз в коридор. Сквозь распахнутые двери изо всех комнат лился алый свет...
– Вот что, барин, - сказал Архип, - давно я хотел тебя поблагодарить...
– И, толкнув Собакина, он сел ему на грудь и засмеялся.
– Архип, что ты, Архип...
– шептал Собакин, стараясь высвободиться, разорвал на Архипе рубашку, царапнул по телу, и Архип словно опьянел и весь налился злобой.
Надавив коленом горло, вынул он складной с костяной рукояткой нож, зубами открыл его и, глядя прямо в белые, обезумевшие глаза Собакина, занес и опустил.
Дом пылал. Молча стояли озаренные светом его мужики, серьезно глядели, как дикий огонь пожирал сухие стены, дымя, вылизывал из-под крыши... Носились розовые голуби...
Кто-то крикнул:
– Гляди-ка, у конюшни Архип...
Поспешно выводил Архип за повод Волшебника и, когда, крича, подбежали мужики, кинулся животом на конскую спину и погнал, прильнув к холке, залитый алым, в степь...
Только его и видели...
СМЕРТЬ НАЛЫМОВЫХ
Старый камердинер Глебушка сидит в кожаном кресле и сквозь обмотанные ниткой очки смотрит на псалтырь, долго мусля негнущийся палец, чтобы перевернуть ветхую страницу, а огонь свечи колеблется направо и налево.
Льнут снаружи к стеклам мокрые ветви, и, слушая шорох их, думает Глебушка:
"Птица прошлою осенью так же в окно билась, подумал, подумал, а не пустил - неизвестно, какова она птица в такую ночь".
Вздрагивает налымовский дом; оторванная ветром, хлопает железная крыша; не видно служб; цепляясь за шумливые кусты, волокутся тучи; далеко в лугах, разрываясь и слепя, ложатся круглые молнии и стелется сплошными завесами дождь.
– Темень, - говорит Глебушка, - нехорошо!
– и переворачивает страницу, где с боков стоят три надписи рукой Семена Налымова; первая надпись чернилами такая: "Женившись, не преступаю ли законы натуры"; затем через много псалмов опять пометка: "Господь, дай силы" и еще: "Наконец-то счастлив с моей женушкой, любезной Анфисой".
Качает Глебушка старой головой и глядит в окно, а далеко из пустых верхних комнат доносится протяжный крик.
Поджав губы, слушает Глебушка, а когда крик повторяется, встает и, прикрыв ладонью свечу, идет по винтовой лестнице наверх в войлочных туфлях св'оих и в безрукавке.
Паркет залы скрипит, на мгновенье теплится золотом рама, и кресла в чехлах стоят так, будто сидел на них только что покойный Налымов, куря трубку, и смотрел в окно.
Глебушка отворяет дверь спальни, и с красного полога над кроватью срывается и улетает на бесшумных крыльях в раскрытое окно белая сова.
– Нехорошо, - говорит Глебушка и, прилепив у пыльного зеркала свечу, прислушивается; в отдалении кричит птица, несясь над травой, и с подветренной стороны доносится звон колокольца.