Кучер отпустил. Кляузница не двигалась, шумно только вздохнула, раздула розовые ноздри.

Александр Вадимыч сказал: "Но, милая" - и тронул вожжой. Кляузница попятилась и присела. Кучер хотел было опять схватить под уздцы, но Волков крикнул: "Не тронь!" - и хлестнул обеими вожжами.

Кляузница рванулась, села и вдруг "дала свечку". Волков еще ударил, тогда она махнула задом, окатила седока и понесла... Конюх и кучер побежали вслед. Но Кляузница уже вынесла на дорогу, и Александр Вадимыч, тщетно натягивая вожжи, отплевывался только, пыхтел и выкатывал глаза. Кучер же и конюх, добежав до околицы, ударили себя по коленкам, хохоча и приговаривая: "Это тебе не квас..."

Кляузница скакала без дороги по бьющей по ногам траве, лягалась, взвизгивала и всячески старалась вывернуть дрожки, но Александр Вадимыч сидел крепко, с усами по ветру, и старался направить кобылу вверх на холмы.

Это ему удалось, но Кляузница, выскакав на горку, за которой скрылась усадьба, выдумала новую штуку - ложиться в оглоблях на всем ходу.

Волков этого не ждал и, когда лошадь упала, слез с дрожек, чтобы помочь ей подняться.

Но Кляузница сама проворно вскочила, опрокинула Волкова и унеслась по полю, трепля дрожки.

Необыкновенно досадно стало Александру Вадимычу, побежал он было за Кляузницей, но тут же загорелся и лег отпыхаться у прошлогоднего стога.

В это как раз время неподалеку стога по дороге трусцой проезжала плетушка, запряженная парой кляч в веревочной упряжи...

Сидящие в плетушке отлично видели позор Волкова, остановили клячу, и знакомый голос крикнул из плетушки:

– Александр Вадимыч, не расшиблись?

Волков посмотрел на проезжих и выругался про себя. В плетушке, повесив голову, спал Образцов, по траве к стогу бежал Цурюпа, в смокинге и лакированных башмаках...

"Увидал, мерзавец, - подумал Волков.
– Теперь по всему уезду раззвонит, что меня паршивая кобылешка обошла".

Цурюпа, добежав, поддернул брюки и присел над Волковым:

– Боже мой, вы без чувств! Волков тотчас же сел.

– Что вы все пристали ко мне в самом деле! Ездил, ездил, уморился и лег в холодке.

– А где же лошадь ваша, Александр. Вадимыч?

– Ах, черт возьми, ушла... Вот неприятность!.. Стояла все время смирно, - должно быть, мухи заели.

– Лошадь на хутор ускакала, мы с горы видели, - сказал Цурюпа.
– Но это пустяки... Я очень рад, что мы встретились, я хотел сам к вам пожаловать и сообщить очень важное.

Он наклонился к уху Волкова и прошептал:

– Должен предупредить: князь Краснопольский, Алексей Петрович, прямо-таки подлец, только между нами.

– Что такое?
– спросил Александр Вадимыч, вставая на четвереньки, потом во весь рост. Одернул кафтан и добавил: - Опять сплетня?

– Ах, я сам не люблю сплетен, - поспешно продолжал Цурюпа.
– Это моветон, но из дружбы к вам, притом же замешана честь. Вчера, видите ли, приехали к нему обедать - я, Ртищевы и Образцов, - полюбуйтесь, в каком он виде сейчас. Излишество, конечно, у князька за столом - прямо непристойное. После обеда всевозможные самодурства, и предлагает вдруг ехать в Колывань к девкам. Что за манера! Но - компания. Поехали. В Колывани все напились до полной потери культуры и - привели четырех голых девок.

– Голых?
– переспросил Александр Вадимыч.

– В том-то и дело... Противно ужасно, но - думаю - пусть покажет себя князек до конца. И представьте, что он выкинул?
– Цурюпа на миг приостановился, глядя в глаза Волкову, который внезапно крякнул и подмигнул.
– Представьте - около полуночи князек выбежал на двор и кричит: "Эй, лошадей, еду в Волково..."

– Ко мне?
– спросил Александр Вадимыч.

– Ну да же, поймите... Это ужасно щекотливо: конечно, он ехал к вам Александру Вадимычу, но, - как бы изящно выразиться, - люди могут подумать, что и не к вам.

Цурюпа для ясности растопырил пальцы перед носом Александра Вадимыча, который вспыхнул, вдруг поняв намек.

– Ах ты болван!

Но Цурюпа слишком уже разошелся и поэтому, не обидясь, продолжал еще поспешнее:

– И действительно, к вам ускакал, и все, знаете ля, принялись такие штуки неприличные отмачивать, что я закричал, приказал прямо: довольно гнусных сцен, едем отсюда! Но мы своих лошадей в Милом оставили, - вот и плетемся на земских. Я давно говорил: этого князька нельзя принимать. Да и князек ли он, не еврей ли?

Но Александр Вадимыч уже не слушал Цурюпу. Подогретый к тому же афронтом с Кляузницей, освирепел он до того, что не мог слова вымолвить, и только сопел, раскрыв рот, отчего Цурюпа даже струсил. Наконец Волков выговорил:

– ~Да где же этот мерзавец? Подать сюда лошадей!) Запорю!

– И отлично, и отлично, доедем на клячах до меня, а оттуда вместе нагрянем в Милое и Ртищевых захватим: пусть даст отчет, - шептал Цурюпа и, завиваясь ужом, бежал за Волковым к тарантасу, радуясь, что отомстил за вчерашнего "хама".