– Меня направил сюда, Сашок, отдел культуры администрации района, – был насмешливый ответ. – Уже два месяца здесь работаю.

– А я ничего и не знал. Два месяца! Узнал только три дня назад.

– А вы что, всё здесь знаете?

– Должен всё знать вроде бы. Про тебя – ничего… Таких красавиц здесь не было и не положено быть… Ну, ладно. Только как это Никишка вошёл сюда?

– В дверь вошёл, как ещё?

– Я не о том. Ты же ключ оставляешь в дверях изнутри, это зачем?

– Я живу на втором этаже. Там моя квартира. А замок всего один на входной двери. Открываю библиотеку, ключ оставляю в замке.

– Ну да. Понятно. Только другое непонятно. Я вошёл, смотрю, ключ торчит в двери изнутри. Ну, я и запер на всякий случай.

– И что?

– Никишка-то как вошел вслед за мной? Ведь я дверь запирал, точно!

– Зачем запирали?

– На всякий случай. Я два дня следил за тобой. Ты живёшь одна. Какая у тебя зарплата? Наверное, кукиш с маком. А как ты одеваешься? Таких платьев тут сроду не видывали. К тебе никто не приходит. Здесь книг не читают. И боевой пистолет при тебе. Откуда? Почему?

– Чего вы хотите ещё узнать? Обращайтесь в отдел культуры. Там все сведения про меня, – насмешливо говорила девушка-красавица, пряча пистолет за пояс юбки, под кофточку.

Тем временем Никишин пришел в себя, открыл свои блёклые глаза, лежа на полу. Мужчина сделал шаг к низенькой дверце, проделанной в стойке, дверца эта отделяла читальный зал от полок книгохранилища. Всё нижнее помещение у меня представляло одну большую комнату на весь первый этаж, и лишь деревянная некрашеная стойка разделяла эту комнату на две равные половины. Лестница на второй этаж шла из коридора, и там были жилые комнаты.

Никишин, смотревший снизу вверх в затылок подбиравшегося к дверце мужчины, предугадал момент, когда тот хотел войти в книгохранилище, где стояла девушка-красавица – и вытянутой длинной ногой Никишин ударил того под колено. Мужчина от неожиданности подломился, чуть не упал навзничь и, отступая, наткнулся пятками на лежавшего Никишина, мигом перескочил через его тело одним прыжком назад. Оказавшись над телом Никишина, в состоянии крайней ярости, мужчина хотел бить его ногами, но тут Никишин вскочил и побежал по коридору своего пространства, мужчина устремился за ним. Вскоре они оказались вне дома, метрах в ста от него, где-то на огородах. Никишин стремительно удалялся, и мужчина, увидев, что его не догнать, выругался и пошёл назад. Подойдя к крыльцу, возле которого недавно топтался в луже Никишин, мужчина взобрался по трём ступеням на крыльцо и потянул дверь. Она была заперта изнутри. И тут мужчина не мог вспомнить, как это он выходил из неё, хотя помнил, что заходил в дом и запер дверь за собой на два оборота ключа. Он стал стучать кулаком, тыльной его частью, по старой моей двери, обшитой утеплителем и новым черным дерматином. И ровно над ним распахнулось окно, выглянуло и уставилось сверху на него чернобровое лицо библиотекарши.

– Шляпу, – грозным голосом произнёс мужчина.

Через минуту зелёная фетровая шляпа вылетела из этого же окна и плавно спланировала на придорожную траву среди лопухов.

Следующее появление мужчины в библиотеку произошло через несколько дней. Никишин доставал с верхней полки стеллажа какие-то книги, рассматривал их и клал обратно. Увидев его, мужчина как ни в чем не бывало приветливо обратился к нему:

– Ну что, Никишка, сегодня бесов не давил?

Никишин ответил своим невыразительным будничным голосом:

– Лужа высохла.

– А ты другие бы поискал, – предложил мужчина. – Их в Туме много.

– На другие лужи бесы не вытекают, – объяснил Никишин, доставая с полки следующую книгу.

– А ты всё же поищи, – посоветовал мужчина. – Может, повезёт.

– Нет. Они только сюда устремляются, – отрицал Никишин.

– Ну и зачем же ты их давишь?

– Чизвлик.

– Дурачок ты окончательный. А может, прикидываешься? Ты зачем сюда всё время приходишь? Может, с нехорошей целью? – улыбнулся мужчина. – А где же сама библиотекарша?

– У себя наверху, – был ответ.

– Ага, – произнёс мужчина и направился к выходу в коридорчик.

– Не ходи к ней, – тем же будничным голосом произнёс Никишин.

– Это почему же?

– Тебя убьёт бородатый мужик, – сообщил Никишин и далее тихо заговорил на абракадабре: «Ножиком жик и киж мокижон. Кирдык».

– Ты что это там нашёптываешь, словно бабка? – вдруг рассердился мужчина. – Какой такой бородатый мужик? У неё что, сейчас находится какой-то мужик?

– Нет, никого. Бородатый сейчас очень далеко. Тедирп кебет и мокижон.

– Да пошёл ты, дурак невразумительный, – обругал Никишина мужчина, назвавшийся Сашком, и вскоре потопал по ступеням наверх. Толкнул старую некрашеную дверь, она оказалась закрыта изнутри на крючок. Сашок стал дёргать дверь, железный крючок запрыгал в проушине, лязгая и скрежеща, но не поддавался. Старинной работы, кованный сельским кузнецом, с гордостью подумал я. В первые годы, когда человеческие слова ещё не пропитали меня насквозь, я не умел думать, и чувство гордости, порождаемое человеческими словами, было мне неизвестно. А было чем погордиться!